Вернисаж

ДОСТОЕВСКИЙ В ГРАФИКЕ БОРИСА НЕПОМНЯЩЕГО

Володина Т.В.  |  Новгородика, Выпуск №1

Дом-музей Ф.М. Достоевского в Старой Руссе — филиал Новгородского государственного объединённого музея-заповедника — уделяет большое внимание комплектованию материалов, связанных с жизнью и творчеством писателя. Пополняется коллекция книжной и станковой графики, в которую входят рисунки, акварели, гравюры, с большей или меньшей степенью полноты иллюстрирующие восемнадцать произведений Достоевского, включая «великое пятикнижие» — романы «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы». Среди авторов — известные российские художники Н.В. Алексеев, В.М. Басов, Ф.Д. Константинов, Т.А. Лебедева, О.Г. Манюков, Ю.Ю. Перевезенцев, Т.В. Прибыловская, М.Г. Ройтер, Ю.И. Селиверстов, В.А. Сулимо-Самуйлло, А.А. Ушин, М.А. Чуракова. Самым значительным и по количеству, и по репертуару является фонд произведений Бориса Львовича Непомнящего.

 * * *

Борис Непомнящий родился в 1945 году в Киеве. Он блестяще закончил сначала Одесское художественное училище им. М.Б. Грекова, а затем — знаменитую «муху». Огромную роль в формировании личности будущего мастера, в выборе стилевых и художественных приоритетов, в накапливании общекультурного багажа сыграл Ленинград: его архитектура и музеи, традиции Серебряного века и первых послереволюционных лет, которые сохранились и развились в художественной практике 1960-х годов вопреки глубоко проникшему «официозу». Борис Непомнящий с 1971 года живет и работает в Новгороде — городе с богатейшим историко-культурным наследием. В 1975 он был принят в Союз художников РСФСР. После этого прошли десятилетия неустанного творческого труда. Художник Борис Непомнящий разнообразен и вместе с тем абсолютно узнаваем. Метафоричность — свойство, органично присущее его графическому языку. Уже в ранних линогравюрах к поэме П. Неруды «Четыре времени сердца», в экслибрисах и замечательных по степени завершённости и смысловой точности иллюстрациях к гоголевским «Запискам сумасшедшего» эта черта обращала на себя внимание. С годами она приобрела ещё большую определённость: метафора стала сложнее, глубже и свободней [2, с. 11–15]. Способность к философским обобщениям позволила художнику вступить в диалог с Достоевским — одним из самых сложных писателей мировой литературы. В 1978 году он создал небольшой цикл станковых листов по мотивам романа «Братья Карамазовы». Многие главы романа были написаны Достоевским в Старой Руссе. Сам город стал прообразом Скотопригоньевска, в котором и происходят главные события романа. Топография романа почти точно совпадает с реалиями Старой Руссы. В семидесятых-восьмидесятых годах XX века известный московский график М.Г. Ройтер выполнил серию акварелей, на которых изображены уголки города, интерьеры Дома-музея, ассоциирующиеся с великим романом. Лучшие из них удивительным образом передают тревожность и драматизм, характерные для атмосферы романа, сохраняя вполне реалистический даже пленэрный характер письма.

Рис. 1. Дмитрий Карамазов. Иллюстрация к роману «Братья Карамазовы». 1978 г. Бумага, офорт. НГМ КП 28724.

Борис Непомнящий отталкивается не от сохранившихся реалий среды, в которой разворачивается действие романа. Его привлекает пространство мыслей и страстей — символическое, очищенное от бытовизма. Он стремится выразить страсть и страдание, боль, разрывающую душу, и холод отчаяния, веру и безверие. В одном из листов художник изображает Дмитрия Карамазова бегущим по пустынным улицам города (Рис. 1). Эта пустынность — метафизическая, абсолютная. Персонаж — не в среде, а вне её, над ней. Он обособлен. Обособление достигается игрой масштабов и ритмов: город мал и статичен, а фигура Дмитрия огромна, занимает почти весь лист, сильно наклонена и выглядит неустойчивой. Это почти полёт, оторванность от реальности, пребывание в ином пространстве — жёстоком пространстве страсти. Фигура почти бесплотна, бестелесна. Она, скорее, призрак, фантом, воспоминание; но лицо, руки, одежда вполне конкретны, тщательно проработаны. Однако все эти отсылки к жизненным, материальным реалиям в пейзаже и чертах героя — лишь оттеняют главное: перед нами не место действия и персонаж, визуализированные художником, а символический образ. В цветных офортах по мотивам романа «Братья Карамазовы» художник создал сложную метафорическую ткань, передав языком гравюры важные болевые мотивы романа: рассказ Ивана о помещике, затравившем ребенка собаками; размышления героев о страданиях детей («слеза ребёнка»), поэму о Великом инквизиторе. Первая серия — поиск графического языка для воплощения сложных философских идей писателя. Найти нужное решение помогли более ранние опыты работы с великими произведениями русской классики. И прежде всего с «Записками сумасшедшего» Н.В. Гоголя. Карандашные рисунки 1983 года демонстрируют интерес художника к иному пласту безмерного по глубине последнего романа Достоевского. Он ставит перед собой задачу изобразить главных героев — Карамазовых. Рисунки Непомнящего вполне реалистичны. В них есть узнаваемость, близость к авторской характеристике. Но прямой рассказ-показ и в этом случае кажется художнику недостаточным. Он находит выразительный образ-символ — паутину (Рис. 2). Рисунки-паутинки «проявляют» лица персонажей, выявляя их антагонизм и родство. Каждый из Карамазовых — невольник страсти. У Федора Павловича — это страсть плотская, у Ивана — интеллектуально-горячечная, у Алёши — мятущаяся страсть-вера. Поразительна простота художественного языка и ясность мысли художника. Рисунки выполнены на цветном фоне графитным карандашом. Листы сильно вытянуты по вертикали. Этот, казалось бы, незначительный штрих привносит в триптих едва уловимую нотку тревожности, внутренней неустойчивости.

Рис. 2. Фёдор Карамазов. 1983 г. Бумага, карандаш. НГМ КП33104

Многие тексты Достоевского наполнены библейскими мотивами и ассоциациями, обращены к душе человека, ищущего Бога или восстающего против него, а значит, против Бога в себе. В 1990-е годы Бориса Непомнящего особенно привлекает Библия как универсальная модель человеческих отношений, которая помогала ему преодолевать хаос современного мира, житейские трудности, сохранять ясность ума, волю к жизни, творческий потенциал. Философия бытия, образы, которые являют собой квинтэссенцию подвигов и грехов человеческих, воплощают духовные искания, прозрения, поражения и победы личности, устремлённой к познанию Бога, служению ему как истинному смыслу жизни, — вот что интересно мастеру. Бесконечность и над-мирность, все-временность пространства Библии подчёркнуты использованием в офортах золота в моделировании складок одежд и в изображении неба, а также тем, что могучие фигуры библейских героев, занимающие весь лист, очень легки, почти невесомы. При всей точности и тщательности проработки лиц, фигур, драпировок они лишены материальности, осязаемости. Они были всегда, они и есть вечность. Здесь художник развил тот художественный подход, который явно просматривался в офортах по мотивам романа «Братья Карамазовы», когда реальное приобретает символическое звучание. Полная техническая свобода, совершенство мастерства в сочетании с глубиной проникновения в текст Библии позволили Борису Непомнящему выразить графическими средствами сложнейшие философские и религиозные понятия, передать грандиозность ветхозаветных персонажей. В 2000-х годах художник вновь возвращается к творчеству Ф.М. Достоевского. Он показывает на выставке в Доме-музее Ф.М. Достоевского в Старой Руссе около 30 рисунков к «Запискам из Мертвого дома». Сюжеты и образы «Записок» привлекали внимание в XIX веке Н.Н. Каразина и Е.П. Самокиш-Судковской, в XX — В.В. Домогацкого, Л.П. Дурасова, И.С. Глазунова, В.Н. Белана и В.М. Бескаравайного, в наше время книга вышла с иллюстрациями А.И. и К.А. Кретовых-Даждь [4, c. 102–103]. Рисунки Бориса Непомнящего произвели огромное впечатление на участников Международной конференции «Достоевский и современность», ежегодно проходящей в музее. Их увидел и главный редактор издательства «Вита Нова», который сразу предложил художнику выпустить книгу с этими иллюстрациями [1].

Рис. 3. Исай Ильич. Иллюстрация к «Запискам из Мертвого дома». 2007—2009 г. Бумага, карандаш. НГМ КП46796

В повести Ф.М. Достоевский передал свои впечатления от каторги — Мёртвого дома, как назвал её герой «Записок» Александр Петрович Горянчиков, которого писатель, следуя традиции своего времени, делает автором текста, объявляя себя лишь его публикатором. Трагический в своей безысходности этот мир, собравший зло наказанное и зло самодовольно-властвующее, воспроизводится Достоевским с точностью и беспощадностью. Он вышел оттуда живым, но навсегда обожжённым, получившим не только рану сердца, но вечную муку знания того, что такой мир есть. Он рядом, но в другом измерении. Непомнящий точно следует за автором в передаче характеров, отношений, ситуаций и жизненных реалий. Его потрясла фантасмагорическая «перевёрнутость» жизни и её ценностей, пограничное состояние психики человека в «Записках из Мёртвого дома» и какая-то тоскливая обыденность всего этого. Поразило и то, с какой глубиной и точностью писатель создаёт, по сути дела, не только анамнез болезни каждого персонажа, но и мира, в котором замкнут человек. В период с 2007 по 2009 год художник выполнил более 50 большеформатных композиций, 51 рисунок вошёл в издание. Большая часть цикла — это портреты (Рис. 3). Персонажи приближены к нам так, что видна каждая морщинка, каждая чёрточка лица. Изображения порой пугающе откровенны. В иллюстрациях «А-в — подлец!» и «Плац-майор» художник ярко передаёт два вида душевной недостаточности — безоглядное предательство, подлость и бесчеловечная, тупая, неуправляемая ярость. Они выделяют «героев» этих листов даже среди видавших виды других каторжан.

Рис. 4. Иллюстрация к «Запискам из Мертвого дома». 2011—2012 г. Бумага, офорт. НГМ КП 47093/1

Художник рисует разнонаправленными, динамичными, пересекающими друг друга линиями. Они материализуют предметы, лица, фигуры, почти фантасмагорические сцены («Театр на каторге»), вдыхают в них жизнь. В то же время их «избыточность» создаёт подобие завесы, отделяющей нас от мира Мёртвого дома. Многие рисунки в книге, выпущенной издательством «Вита Нова» в 2010 году, дополнены каллиграфически выполненным текстом — цитатой. Этот приём не только уточняет смысл изображённого, но создаёт отчётливый контраст между идеальной красотой ровных строчек, изысканным написанием букв и безысходной реальностью, открываемой самим текстом. Помимо карандашных рисунков, вошедших в книгу, в 2010 году Борис Непомнящий награвировал в технике офорта почти исчерпывающую галерею портретов героев «Записок» (Рис. 4). Эффект монотонности, однообразия и безысходности, отчуждённости от живой реальности возникает благодаря повторяющимся композиционным приёмам в изображении героев, в одинаковом официально-жёстком оформлении листа. Художник изображает «героев» в среде, за каким-то делом («За шитьём») или погружёнными в себя, размышляющими («Читая Библию», «Размышление о вере»). Используя в офорте приёмы «старых мастеров», добиваясь осязаемости каждой детали, точности в передаче фактуры материала, он придаёт некую фундаментальность образам. Лишь три офорта выводят нас под открытое небо. Остальные — это замкнутое пространство арестантского барака с зарешёченным окошком. Стена приближена к зрителю, она будто выталкивает к нему «портретируемого». Галерея каторжан уникальна. Отсутствует надрыв, какие-то нарочитые позы (исключение — лист «Наливай»). Художника вслед за Ф.М. Достоевским интересует человеческое начало в отверженных преступниках. Тончайшие нюансы характеров выявляются не только благодаря глубокому постижению текста, но и техническому совершенству работ. В это же время ещё одно произведение Ф.М. Достоевского захватило воображение художника. Это — повесть «Село Степанчиково и его обитатели». Иллюстрации «пролежали достаточно долго, — писал Борис Непомнящий, — и я понял, что если не решусь на хоть какое-нибудь графическое решение, то не смогу вернуться к ним в ближайшее время. Главное, что мне хотелось больше всего — хоть чуть-чуть не быть похожим на себя предыдущего, работать чуть-чуть по-другому. И тут я подумал, что обучаю студентов каллиграфии, я сам научился писать сносно и красиво. Так и появилась идея, не новая, конечно,—соединить рисунок со словом. Иллюстрировать было сложно. Ф.М.Достоевский очень скудно описывает место действия, а по сути, все происходит в почти замкнутом пространстве. Произведение мне показалось мало похожим на другие, а это, возможно, и стало побудителем в том, что я решился на иллюстрирование…» [1, с. 89].

Рис. 5. Иллюстрация к повести «Село Степанчиково и его обитатели». 2017 г. Бумага, смешанная техника. Собственность автора

На страницах повести «Село Степанчиково и его обитатели» перед читателем разворачивается другой, но не менее болезненный и гнетущий мир. И здесь реальность искажена до неузнаваемости. Красота, доброта и правдивость оболганы и уничтожены пошлой беспринципностью и провинциальным актёрством центрального персонажа — Фомы Опискина. Но накопившиеся тяжесть и духота — не могут быть бесконечны. Ситуация должна разрешиться взрывом. И здесь у художника были интересные предшественники, среди которых можно выделить В.А. Милашевского, проиллюстрировавшего книгу в 1930-е годы, и Ю.С. Гершковича, предложившего яркое решение цикла в 1980-е. Борис Непомнящий нашёл свой способ выразить сложные перипетии сюжета пластически. Он использовал приём состаренной бумаги, на которой рисунок отчётливо виден, особенно в передаче черт лица, мимики, жестов, а акварельные прозрачные заливки кажутся случайными, но оживляют композицию, делают её более лёгкой. Образы повести переданы в гротескной манере. Эксцентричность поз, театральность мизансцен сочетается с этнографической точностью костюма и деталей. В рисунках нет конкретного бытового пространства, но есть выразительная деталь, притягивающая внимание, добавляя новый оттенок в общую фантасмагорическую картину. В этой серии иллюстраций Борис Непомнящий также вводит в композицию листа авторский текст. Изящно, с росчерками написанный, свободно размещённый на странице, он абсолютно равноправен в создании зрительного образа (Рис. 5).

Рис. 6. Штабс-капитан Снегирёв. Станковая серия по мотивам романа «Братья Карамазовы». 2014 г. Бумага, карандаш. НГМ КН 48193/5

В 2014 году Борис Непомнящий начал работать над художественным решением «Музея романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»» в Старой Руссе. «Я с удовольствием перечитываю роман, — замечает художник, — и каждый раз нахожу что-то новое, что не замечал или не понимал почти сорок лет назад» [1, с. 109]. Параллельно с художественным проектом он создаёт серию рисунков, большая часть которых вошла в структуру экспозиции, расставляя в ней необходимые смысловые акценты. Художник просто знакомит нас с героями, не погружая в событийную среду романа, не изображая «надрывы». Из кажущегося хаоса серебристых линий возникают глубокие психологические портреты героев — как главных, так и второстепенных (Рис. 6). Несколько отвлечённое философствование ранних офортов, ярких и выразительных, здесь сменило глубокое проникновение во внутренний мир героев Достоевского, основанное на знании текста, понимании его умом и сердцем. В рисунках нет ни тревожащего контраста света и тени, ни излома форм. Есть лёгкий, беглый, разнонаправленный штрих, высвобождающий из небытия и телесную оболочку, и душевный мир персонажей. Возникает ощущение вибрации материи, её неустойчивости, а в конечном итоге — предчувствие трагедии. Большое внимание уделил художник поэме Ивана Карамазова «Великий инквизитор». Трагический смысл её захватывал воображение многих художников. Наиболее последовательно безысходность жизни и неотвратимость зла в восьмидесятые годы XX века выразил в триптихе по мотивам поэмы Ю.Ю. Селивёрстов. Отсылка к образам и метафорам средневековой живописи помогала ему наполнить офорты новыми сложными ассоциациями. У Бориса Непомнящего всё иначе (Рис. 7, 8). В его полиптихе, состоящем из пяти листов, всё до предела реально и оттого ещё более страшно. Персонажи даны укрупнённо, максимально приближены к зрителю. В их лицах, взглядах, позах и жестах — выражена сложная гамма чувств и мыслей. Они притягивают мощным полифоническим звучанием.

Рис. 8. Великий инквизитор. Правая часть полиптиха. Станковая серия по мотивам романа «Братья Карамазовы». 2015 г. Бумага, карандаш. НГМ КП 48193/25

Рис. 7. Великий инквизитор. Портрет. Станковая серия по мотивам романа «Братья Карамазовы». 2015 г. Бумага, карандаш. НГМ КП 48193/27

* * *

Каждая эпоха ищет и находит в большом писателе своё второе «я». Это естественно. Ф.М. Достоевский не исключение из правил. Он современен, а потому привлекателен и для читателей, и для исследователей, и для художников. Борис Непомнящий уже сорок лет находится почти в непрерывном диалоге с Достоевским. Но и сегодня мир образов гениального русского писателя по-прежнему кажется ему неразгаданным и властно влечёт к себе, притягивая своей необычностью, сложностью, человечностью.


1. Борис Непомнящий. Графика. Избранное. Великий Новгород, 2016.
2. Володина Т.В. Мир образов Бориса Непомнящего : Вступит. ст. // Борис Непомнящий. Графика. Избранное. Великий Новгород, 2016.
3. Достоевский Ф.М. Записки из Мертвого дома / Послесл., примеч. Б.Н. Тихомирова; ил. Б.Л. Непомнящего. СПб., 2010.
4. Образы Достоевского в книжной иллюстрации и станковой графике: Из коллекции петербургского музея. СПб., 2011.

Татьяна Володина