НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ В НОВГОРОДЕ ВЕЛИКОМ
Во втором выпуске альманаха мы продолжаем публикацию записок известного исследователя, публициста, писателя и издателя XIX века Павла Петровича Свиньина о посещении Новгорода. Со страниц журнала «Отечественные записки» № 17 за 1821 год П.П. Свиньин сообщает о своих «изыcканиях» новгородских древностей, передаёт свои личные впечатления о древнейшем русском городе, его достопримечательностях, архитектурных памятниках, монастырях. Он пишет о Вечевой башне, «величавой и надменной» Марфе Посаднице, административном устройстве древнего города и его окрестностях. Описания и выводы относительно истории Новгорода и его древностей П.П. Свиньина соответствуют представлениям исторической науки первой четверти XIX века.
На Торговой стороне я ограничился следующими изысканиями: вечевой башни, дворца Ярослава I-го, дома Марфы Посадницы и пределов древнего Новгорода.
Кажется, не подлежит никакому сомнению, что развалины башни, приметной на берегу Волхова у стены купецких амбаров, суть развалины той знаменитой башни, на которой висел вечевой колокол, колебавший малейшим звуком своим тысячи народа, бывший столь долгое время залогом свободы гордых новгородцев и, наконец, погубивший их! Место сие вероятно потому, что оно не далеко от главной площади и Дворища, на коем стоял дворец Ярославов, а еще вероятнее потому, что, кроме сей башни, не видно поблизости никаких подобных следов.
Существует предание, что царь Иван Васильевич, увезший в Москву вечевой колокол ([1]) в числе трофеев, приказал сломать и самую башню, и что новгородцы в часы самого ужаса, наведенного гневом раздраженного на них монарха, не убоялись при сем с поникшей главой, с растрепанными власами стекаться для последнего целования вечевого колокола, что самые жены и дети погребальным ходом провожали его далеко за город и оплакивали как самого ближнего, милого родного. Новгородцы чувствовали, что кончилось то время, когда со звуком колокола пробуждались в каждом гражданине новые мысли, новые силы на защиту и прославление отечества! Он спешил на Ярославову площадь, вслушивался в глас герольда, объявлявшего причину созывания, следовал за суждениями старцев, поражался истинами красноречия и любви к отечеству, соревновал в пожертвованиях и великодушии, опровергал заблуждения или ошибки, поражал порок или злоумышление… Так действовали новгородцы на вече, доколе страсти не овладели ими, доколе суд народа, строгий, непоколебимый — яко Страшный Суд последнего часа — не превратился в борение и торжество властолюбия, хитрости и корысти. Вижу надменную, величавую Марфу, гордо восходящую на вече. Жертвуя пользами отечества — честолюбию, она предлагает войну царю московскому. В льстивых выражениях хитрая посадница исчисляет новгородцам их славу, их права на свободу; всеобщий ропот, всеобщее восстание знаменуют торжество посадницы, и се также последний торжественный звук вечевого колокола; скоро, после Шелонской битвы, новгородцы слышали его в последний раз извещавшим разбитие их дружин и падение великого Новгорода.
Ни один из историков, даже трудолюбивый Евгений, не показал нам, кем было учреждено вече. Я надеялся что-нибудь найти о сем в надписи на вечевом колоколе, хранящемся в Московском арсенале; но узнал из нее только, что древний вечевой колокол перелит в нынешний в 1714 году.
Дворец Ярослава I-го был на Торговой стороне и стоял, говорят, на том месте, где ныне дом купца Седова. Он обращен был лицевой стороной к завороту Волхова так, что река сия с обоими мостами (из коих теперь остался только один) была перед глазами во всем своем величии. Мнение сие подкрепляет Пав[ел] Ив[анович] Сумароков ([2]) многими вероятными соображениями, в том числе и тем, что место сие есть самое возвышенное и красивое в городе и на нем находится великое множество наносной земли. Рассматривая со вниманием сие положение, весьма явственно представляется перед дворцом широкая площадь, на которой, подобно кремлевским московским соборам, заметна купа из 7 церквей, из коих храм Николы Дворищенского принадлежал ко дворцу Ярославову в долгое время оставался собором. Площадь сия простиралась до самого Волхова, занимая все пространство от губернаторского дома вдоль по Московской улице, в том числе и нынешний дворец.
В линию с дворцом Ярославовым по площади находились: питейной дом, доныне стародворецким именуемый, монетный двор, немецкие лавки и мясные ряды. Гостиный двор был на том месте, где ныне губернаторский дом.
На сей то площади собирались новгородцы для совещаний по звону вечевого колокола. Князья из высоких теремов своих наблюдали волнение народа, и, извещаясь о предмете его совещаний, брали свои меры. Сзади по берегу Волхова до улицы Славной простирался обширный Княжеский сад; следы его можно доселе распознать, соображаясь с преданиями. Службы и двор прилегали к нему главной стороной, а другими выходили на улицы Нутную и Никольскую.
О великолепии дворца Ярославова, к сожалению, мы не имеем никаких других свидетельств, кроме слов Бильмарка, ([3]) шведского летописца, который повествует, что Ярослав построил себе столь великолепный дворец, что ни у одного иностранного государя не было ему подобного. В сем удостоверяет и слава его Двора, который служил убежищем многим северным князьям и владетелям. Олоф святой, король норвежский, лишенный трона, прибег под защиту российского монарха и был принят им с особенным дружелюбием. Дети мужественного короля английского Эдмунда, изгнанные Канутом — Эдвин и Эдвард, также принц венгерский Андрей, вместе с братом своим Левентом, нашли покровительство при Дворе Ярослава, который с таким же великодушием предложил у себя убежище князю варяжскому Симону и дал воспитание норвежскому принцу Гаральду ([4]). Если в XI столетии дворец княжеский был столь великолепен, то без сомнения он еще более украшался и увеличивался с приращением богатства и славы Новгорода Великого.
Неизвестно, когда и кем разрушен Ярославов дворец, знаем только по преданиям, что в поздние времена существовал на его месте деревянный дворец, в котором живали потом наместники.
Кроме сего дворца в Новгороде и окрестностях его было еще несколько, в том числе самый древнейший Городищенский, в 1 версте от города на берегу Волхова, построенный Рюриком. Оба Иоанна Васильевича жили в нем подолгу, и при первом из них наведен был от сего дворца к Юрьеву монастырю через Волхов большой на судах мост итальянским архитектором Аристотелем. Петр I пожаловал его Меншикову, при коем еще находился в целости Княжий двор; теперь же остались от него едва приметные следы и обширный сад, простирающийся более чем на полверсты, а Городище составляет небольшую слободу, при коей сохранилась древняя церковь Благовещения, построенная в 1099 году.
Дворец в самом кремле у Покровской церкви. В нем жительствовали наместники, потом стольники, воеводы и наконец коменданты. Ныне нет и признаков оного.
Ракома, загородный княжеский дом, в 8 верстах от Новгорода, ныне принадлежит помещику Семевскому.
С особенными чувствами приблизился я к дому Марфы Посадницы, и порадовался, найдя драгоценные остатки оного еще в таком виде, что достаточно могут убедить наблюдателя в сем приятном мечтании; убедить, что здесь жила знаменитая Борецкая, имеющая право на Историю, право блистать в числе немногих россиянок. Беспристрастный чтитель достоинств смотрит не на последствия, не на успех предприятий человеческих, но на способы, им к тому избранные, на пружины его действий, остальное зависит от случая, от обстоятельств. Несколько часов жизни императрицы Елизаветы — и Фридрик II был бы лишен престола и, может быть, окончил жизнь свою в Петербурге; а для Истории он все бы остался великим полководцем, мудрым государем. Конец Марфы был самый плачевный ([5]), предприятия ее ниспроверженными, разрушенными; но все ж она осталась великой, необыкновенной женой!
Ныне в доме Марфы живет с семейством своим мещанин, купивший его лет двадцать пять назад, и в таком виде, в каком бы я желал видеть палаты славной посадницы: густой дремучий лес покрывал верхние своды его, огромная лестница заросла кустарником, ветер свистел в узкие окна и мхом подернуты были толстые стены. В этом состоянии мне хотелось бы видеть жилище сей бурной, пламенной души…
Мещанин отделал его по своему вкусу: покрыл низкой тесовой крышкой, отломал боярское крыльцо, сделал окошки шире. Обширные погреба Борецкой, некогда полные романеей и медами сахарными — превратились в пустые сараи и кузницу. К счастью, уцелело то, к чему кажется и сама рука времени не смела прикоснуться, несмотря на его скудельность: по обеим внешним стенам остались еще в целости скульптурные украшения, кои носят печать великолепия XV столетия, и конечно немало способствовали современным писателям называть палаты боярыни Марфы чудными ([6]). Прибавя к тому узорочные, светлые терема, кои возвышались на острой чешуйчатой крышке, можно согласиться, что дом сей мог считаться пространнейшим и великолепнейшим в тогдашнее время, когда и царские чертоги были вообще в один ярус и большей частью деревянные. Богатство же и щедрость посадницы, подобные царским, не менее свидетельствуются историей, как и преданиями. В Николаевском монастыре находится подлинная грамота боярыни, доказывающая как сие, так и высокие ее чувства и мысли. Вот как изъясняется в ней знаменитая посадница:
«Во имя Отца и Сына и Св. Духа, се аз, раба Божия Марфа, списа сие рукописание при своем животе, поставила есми церковь храм Св. Николы в Корельском, на гробех детей своих, Антона да Филикса, а дала есми в дом Св. Николы куплю мужа своего Филиппа на Лавле острове село, да в Конечных два села и по Малокурье пожни и рыбныя ловища, а по церковной стороне до Кудмы и вверх по Кудму и до озера, а в Неноксе место Засенки Полянка; а приказываю дом Св. Николы Господину своему деверю Федору Григорьевичу и его детям и Леонтию Аввакумовичу, и зятю своему Афромею Васильевичу, а на то Бог послух и отец мой духовный Игумен Василий Св. Спаса; а кто сие писание преступит, или порудит, а наши памяти залягут, сужуся с ним пред Богом в день Страшнаго Суда» ([7]).
Н.М. Карамзин первый ознакомил нас с Марфой Посадницей, обогатив вместе с тем отечественную словесность красноречивейшим образчиком исторического слога, но как он не имел, кажется, в предмете при изображении ее характера строгой истины, если, украсив ее героические добродетели вымыслом воображаемого совершенства, заставил многих принимать повествование о знаменитой посаднице скорее за вдохновенную поэму, чем за исторический отрывок, то не менее того достоверно, что Марфа Посадница, вопреки древним обычаям и нравам предков наших, кои удаляли жен от всякого участия в делах гражданских, действовала на поприще народного правления и действовала на умы и сердца сограждан своих велеречием и богатством; что она происходила из рода Ловинских, и в первом супружестве была за Филиппом, неизвестным в летописях Истории, во втором же за посадником Исааком Борецким, о коем упоминается, что в 1428 году при литовской осаде Порхова, он ходил из города с Григорием Кирилловичем в неприятельский стан, и с великим князем Витовтом заключил мирный договор; и наконец известно, что один из сыновей ее, Дмитрий Борецкий, был пожалован боярином московским, в знак уважения к могуществу его матери ([8]).
Издревле передается в преданиях, что палаты Марфы Посадницы стояли на Рогатице, и сей дом точно занимает оное урочище. Он недалеко от трактира и виден даже оттуда из окошек. Некоторые пристройки, сделанные в последние два года перед домом, переменяют несколько вид его, представленный здесь на картинке; впрочем он сделан с величайшей точностью.
Удовлетворив таким образом любопытство свое на счет трех описанных древностей Торговой стороны, мне весьма хотелось увериться собственными глазами и догадками о бывшем неимоверном пространстве Великого Новгорода и оживить тем в воображении известную пословицу: «Кто может противу Бога и великаго Новагорода?» И с добрым моим чичеронием, Петром Ивановичем, отправился отыскивать следы оного.
Вокруг Кремля видны остатки земляного вала, который ограждал другой довольно обширной город, наподобие Китай-города в Москве. Есть старики, кои помнят частокол и высокие башни его, из коих некоторые недавно еще сломаны, а места их доселе очень явственны. Башен сих на Торговой стороне было 12, и каждая служила входом в особую улицу, кои все смыкались вместе на Торговой площади, так как в Петербурге сходятся главные улицы у Адмиралтейства. Видимые бастионы на Софийской стороне сделаны Петром Великим в 1700 г., после неудачного предприятия под Нарвой, и сделаны, по свидетельству преосвященного Евгения, в несколько недель, ибо в работе их участвовали все жители новгородские без различия лиц и состояния, так что и сам престарелый митрополит Иов подавал в том собой почтенный пример. Далее — сиротствующие церкви среди полей, опустелые слободы, разбросанные колодцы и наносные возвышения указывают следы древнего города и рисуют весьма явственно его округ; оный образуется следующими из них: упраздненными монастырями: Антониевским, Нередицким, Ситецким и Кирилловым, деревнями: Ожиговой, Шолоховой, упр[аздненным] Ковалевым монаст[ырем], селом Волотовым, деревнями: Ущерско, Родионово, Запольем, упраз[дненным] монастырем Лисицким и наконец Хутынским, с его слободой. На Софийской стороне следы древнего города еще приметнее: с одной стороны, начиная с Холмков, весь берег Волхова усеян церквами, стоящими как бы в линию. Я насчитал их 16, а говорят, большая половина сломана. С другой стороны Антониев монастырь заключал его границу. Вот сколь огромен был древний Новгород! После сего можно поверить преданиям, что чиновники для объезда города имели подставных лошадей.
Если б пространство сие населено было по подобию нынешних европейских городов, то Новгород быль бы многолюднейшим из всех на свете существующих и существовавших столиц. Но нет никакого сомнения, что построение его было ближе к азиатскому обыкновению, т. е. каждый дом заключал особенное владение, большое или малое, судя по состоянию владельца и имел пространные сады и огороды.
Со всем тем, по свидетельству некоторых писателей, Новгород мог выставить 100 тысяч человек своего войска. Он разделялся на пять концов, т. е. частей. В каждом из них была своя ратуша, своя общественная печать и свой староста или бургомистр, который заведовал расправой не только своего участка, но и принадлежавшего к его концу уезда или пятины. Каждая улица имела также своего частного старосту. Концы сии назывались: 1-й Славенским, 2-й Плотенским, 3-й Неровским, 4-й Загородским и 5-й Гончарским. «Славенский, — пишет преосвященный Евгений, — был самый большой и древний конец. Он заключал в себе Ярославов дворец и всю верхнюю часть Торговой стороны до улиц Рогатицы и Буяной. Славенским назывался он потому, что сюда прежде всего переселились с озера Ильменя коренные Славяне. Плотенской конец начинался от улицы Рогатицы и Буяной, и продолжался вниз через Феодоровской ручей по Волхову до конца вала или до Борисоглебской нынешней церкви. Плотенским назван он от плотников, поселившихся здесь слободою для построения Новагорода. Третий конец — Неровский, был на Софиевской стороне и простирался от Кремля вниз по Волхову к Петербургской дороге и далее до улицы Легощи. Неровским назывался он от древней Новогородской дороги к Нарве, где Новогородцы имели складку своих товаров, отпускаемых за море. Четвертой конец Загородский был на Софийской стороне и простирался от улицы Легощи ко Псковской дороге до Прусской улицы. Загородским назывался он потому, что от Торговой стороны он лежал за Кремлем или городом. Пятой конец Гончарской также на Софийской стороне, и простирался от Кремля вверх по левому берегу Волхова до нынешней Ямской Троицкой слободы. Гончарским прозван от поселившейся там первоначально слободы горшечников, т. е. гончаров. После, когда город распространился за валовый больший окоп, то прибавились еще три конца, а именно: Неровский за городом, Петровский и Людин. Прочия загородския слободы назывались Запольями. В грамотах, писавшихся от имени целаго конца, именовался он Господином, а Славенский сверх того назывался великим концом». ([9])
По числу первых пяти концов Новгорода, разделялась и вся Новгородская область на пять пятин, кои занимали почти третью часть Европейской России.
И Новгород, достигнув высочайшей степени богатства ([10]), могущества и славы, по непреложному закону, существующему в природе — пал почти в ничтожество. Он представляет ныне весьма посредственный городок, имеющий едва до 5000 жителей. Потрясения его начались с XV столетием, но самые ужаснейшие были следующее: моровая язва, истребившая в 1467 году 48,784 человека, а вместе с ближними уездами 250,650 ч. В след за сим, одним пожаром превратились в пепел 4500 дворов. Потом гнев Иоанна Васильевича, при чем погибло до 30,000 обывателей, более 1000 знатнейших семейств перевезено в Москву, в Владимир и другие города; богатства в обителях и церквах описаны на казну и целые улицы опустели ([11]). Мудрый царь Годунов призвал паки иностранную торговлю в Новгород, Ганза паки приняла его в союз свой, он начинал оживать, как грозное нашествие шведов, под предводительством Понтуса Делагарди в 1611 году довершило его падение ([12]), а основанием С.-Петербургского порта иссяк наконец и последний источник его благосостояния и надежд.
При объезде окрестностей Новгорода многие урочища останавливали особенно мое любопытство, так например:
Городище. Многие писатели полагают его местом знаменитого Славенска. Здесь также Рюрик основал свое пребывание, переехав из Ладоги в Новгород. Место прекрасное, возвышенное, и Рюрик мог видеть отсюда движения беспокойных новгородцев и брать свои меры.
Неподалеку отсюда лежит любопытное урочище Перынь, называемое по имени славного новгородского кумира Перуна, низвергнутого отсюда в Волхов при водворении христианства.
Наконец, знаменитое Волотово или Богатырское поле, на котором погребались новгородские вельможи и богатыри и где возвышается гробница последнего славянского князя или посадника Гостомысла. Императрица Екатерина в записках своих почитает его сыном славного Буривоя. Гостомысл, чувствуя, что новгородцы, ослабев от внутренних несогласий, угрожаются порабощением варяг, на смертном одре своем дал им завещание — призвать начальствовать над собою трех князей из сего племени: Рюрика, Синава и Трувора. Новгородцы, любившие его искренне, приняли мудрый совет, и каждый из них принес на могилу его по горсти земли, от чего и составился сей курган, имеющий более 4 аршин в вышину, 24 сажени в окружности снизу и 6 вверху.
На месте древней скудельни стоит небольшая, полуразвалившаяся церковь. Томное пение призывало меня в нее, никого не было из молящихся, тусклая свеча догорала. Этот храм построен в царствование Елизаветы фамилией Долгоруковых, над могилой их родственников, пострадавших в Новгороде от мщения лютого Бирона.
Слишком малое пребывание мое в Новгороде едва было достаточно, чтоб посетить здешние монастыри и заметить в них достопамятное.
Хутынский Варламиев монастырь лежит в 10 верстах от города, вниз по течению реки Волхова, недалеко от Московской дороги. В нем имеет постоянное свое пребывание викарий Санкт-Петербургского и Новгородского митрополита; и, конечно, нельзя избрать приятнейшего и красивейшего обиталища! Стоя на возвышеннейшем месте из всех окрестностей — монастырь сей виден отовсюду; равномерно ни откуда и Новгород не представляется столь огромным и величественным как отсюда! Пустыри его закрываются садами и каменными стенами Кремля, монастырей и церквей. Картина сия особенно представляется из галереи или беседки, находящейся при Архиерейской келье. Она обращена на сторону Волхова, и весьма похожа на те, кои я некогда описывал в Киево-Печерской Лавре и Печерском Нижегородском монастыре, в коих я провел по нескольку часов в наслаждении всех чувств, созерцая красоты природы и человеческих деяний.
Хутынская обитель основана в 1192 году преподобным Варлаамом, сыном богатого новгородского гражданина. В соборной церкви Преображения Господня покоятся святые его мощи. Богатая серебряная вызолоченная рака сделана иждивением некоего Мирона Тимофеевича Нахлопова, в царствование Михаила Федоровича. Здесь показывается любопытным зрителям трость царя Иоанна Васильевича ([13]). Трость сия мерою 1½ аршина в длину, толщиною 1½ вершка, с хрустальным набалдашником. Здесь показывают и двери церковные, опалившиеся чудесным пламенем, исшедшим из гроба преподобного Варлаама. В ризнице я с благоговением приложился к жесткой власянице преподобного Варлаамия, весящей 18 фунтов, и веригам, коими святой изнурял плоть свою. Здесь сохраняются также ризы его кофейного мухояра и оплечья вишневого атласа. С любопытством я рассматривал еще подлинную его грамоту, писанную полууставом на пергаменте. Величина ее 5½ вершков в длину 1¾ в ширину ([14]). Из прочих церковных утварей достойны внимания: огромное Евангелие, обложенное чеканной серебряной оправой, весящее 2 пуда 5 фунтов; богатый напрестольный крест, украшенный жемчугами и драгоценными каменьями; сосуды, принесенные в дар императрицей Анной Иоанновной, и водоосвященная чаша, вклада князя Ивана Шуйского 16З7 года.
В большом саду на высоком холме посетите келью преподобного Варлаама, которая, как некиим чудом, сохранилась до наших времен. В ней святой труженик провел остаток дней своих в угодность Божию, в пример соподвижников.
Обитель сия примечательна и многими другими событиями: например, в ней была главная квартира Понтуса Делагарди; она была посещена в 1656 году 1-го сентября св. патриархами Макарием Антиохийским и Гавриилом Сербским и Болгарским, приезжавшими тогда в Новгород, причем они из уважения к чудотворному сему месту надели на архимандрита Евфимия клобук и шапку горы Афонской. Здесь учреждена Никоном типография в 1651 году и проч.
Наконец, славна обитель сия тем, что заключает у себя драгоценный прах бессмертного Державина. В одном из приделов соборной церкви погребен Гаврила Романович. Порфировый мавзолей, углубленный в стену, составляет скромный его памятник, и поздний странник, протекая уединенные берега Волхова, невольно завлечется на тихую могилу вдохновенного певца и повторит предания протекших веков: Державин был украшением трех царствований, был несравненный поэт, благотворный вельможа и добродетельный гражданин!
Антониевский монастырь лежит на противоположном берегу Волхова, в трех верстах от Кремля. Он есть самый древнейший, ибо основан преподобным Антонием, в 1106 году прибывшим к сему берегу из Рима по некоему чудному провидению в княжение Мстислава Владимировича Мономаха. Пр. Антоний тотчас же купил место сие от посадских новгородских детей за 100 рублей и построил сначала деревянную церковь, а потом каменную во имя Рождества Пресвятой Богородицы, которая и доселе существует и есть соборная. В ней почиют и мощи сего угодника: на раке в 7 кружках описана труженическая жизнь его и чудесное сюда прибытие. Лучшие из вещей, привезенных Антонием из Рима, как то: драгоценные ониксовые и хрустальные потиры увезены Иоанном Васильевичем ([15]) в Москву, но и оставшиеся здесь не менее драгоценны, как то: пять муссийных (мозаических) икон, крест каменный шестиконечный, паникадило, колокол в 1 пуд и 10 фунт. (лит в 1084 году), две ризы кресчатые белые шелковые, и орарь, шитый золотом, и две или три панагии. Сюда принадлежит также ветвь морской травы, с коею изображается на иконах преп. Антоний.
Сверх того ризница здешняя особенно богата церковной утварью и одеждами. Большая часть из оных принесена в дар боярами, как то: стольником Иваном Самуйловичем Салтыковым, окольничим Никитой Михайловичем Боборыкиным, князем Иваном Шуйским и проч. Также многие из образов высокой греческой работы.
В здешнем монастыре помещается семинария, при коей находится богатая библиотека богословских книг, составившаяся большей частью завещаниями архиереев, из коих замечательнейшие по великолепию и редкости изданий суть из библиотек Феофана Прокоповича и Дмитрия Сеченова. Число книг простирается до 8000; многие из них украшены своеручными замечаниями сих ученых мужей.
Вообще обитель сия находится в цветущем состоянии, здания все каменные и окружены такой же стеной с башнями. Густая липовая роща осеняет ее с севера и придает не мало красы, особливо с Петербургской дороги. Ах! сколько раз, завидя ее издали, я блуждал воображением в прохладной тени ее, между тем как зной палил меня на тряской мостовой!
Девичьи монастыри здешние: Десятинный и Духов, замечательны удивительным благоустройством и порядком, в них существующими. Первый находится внутри города, близ Псковской заставы, и построен в 1327 году великой княгиней, супругой Ярослава. Настоятельницею в нем известная Шишкина, имеющая шифр и бриллиантовый жалованный крест. Я редко слыхал столь согласный хор, как здесь, редко встречал такое благочиние, приветливость и вместе простоту, как в сей обители.
Духов монастырь находится в конце Великого Новгорода у С.-Петербургской заставы. Почтенная игуменья здешняя, мать Вриенна Лукина, много содействовала к приведению обители в цветущее состояние. Тщанием ее выстроены каменные часовни вне ограды, колокольня и прекрасная церковь в новом вкусе.
Нет сомнения, что наблюдатели отечественной старины и кроме сего найдут здесь много предметов достойных внимания, говорящих о славе и величии Новгорода ([16]). Например, доселе еще женщины здешние одеваются весьма близко к старине; они доныне носят шелковые ферези без сборов с серебряными пуговицами, с самыми узкими рукавами, висящими позади, также кунтуши — род полушубков, обложенных бобровой опушью; на голове же самый большой наряд состоит, как и в древности, в шапке (с понизкой из жемчуга), называемой кораблик, без которой девушки не венчались. Наконец, доселе ведется здесь прекрасная кровь новгородок, славимых за красоту; доныне встретите часто Ксению с пламенными глазами, с большими ресницами. Веселый нрав немало увеличивает их прелести. Здесь существует между ними обыкновение собираться партиями по вечерам и гулять с песнями по улицам. Гладкая дорога, проводимая из Петербурга, не мало облегчит способы любопытствующим узнать короче Великий Новгород.
[1] Он снят с башни 13 янв. 1475 года.
[2] История Новгорода рукописная.
[3] Разгов[оры] о древ[ностях] Новгорода, стр. 2.
[4] Истор[ия] Рос[сийского] госуд[арства] Карамзина, Том 2, стр. 40.
[5] Она казнена царем Иоанном Васильевичем.
[6] Двинский летописец.
[7] Монастырь сей построен неутешной матерью в память двум сыновьям своим, Антону и Феликсу (от первого брака), кои потонули в море, осматривая обширные владения своей матери, и погребены на сем диком берегу.
[8] Плутарх для прекрасного пола, или Галлерея знаменитых Россиянок. Часть V, стр. 49.
[9] Принятые в исторической науке названия концов Великого Новгорода: Славенский, Плотницкий, Неревский, Загородский и Людин (Гончарский) (прим. ред.).
[10] На Готланде, в г. Висби, они имели свои амбары, маклеров и свободное отправление богослужения, что в те времена было совсем необыкновенно. Купец Сырков построил своим иждивением 10 церквей и сверх того внес 30,000 талеров царю Иоанну Васильевичу.
[11] Истор[ия] Рос[сийского] госуд[арства], соч[инение] Карамзина, Том IX, стр. 251.
[12] Известно, что шведы были призваны в Россию на помощь в смутное царствование Шуйского, но обманом завладели Новгородом и многими его областями.
[13] Житие Св. Варлаамия.
[14] Сохранялся здесь долгое время и служебник, писанный на пергаменте и присланный пр. Варлааму из Царьграда от патриарха Никифора в знак его к нему уважения. Он находится ныне в Моск[овской] синодальной ризнице.
[15] Они будут упомянуты при описании московского Благовещенского собора, где они доселе хранятся.
[16] При рытье каналов находили нередко четыре ряда деревянной мостовой, из коих нижние в целости, и столь возвышенны одна над другой, что между ними отыскивали человеческие кости и гробы, а в одном месте нашли несколько тел, обернутых в бересту. Вот предмет для разысканий антиквариев.