ПОРТРЕТ НА ФОНЕ ЭПОХИ

Николай Николаевич Фирсов — это имя знакомо многим историкам, занимающимся изучением новгородского земства. Его публикация «Силуэты времени реформ», написанная в Неаполе в 1910 году и изданная с подзаголовком «Воспоминания шестидесятника», давно уже введена в научный оборот как ценный нарративный источник. Но я не историк, а библиотекарь, и моё знакомство с Фирсовым началось с изучения, довольно полно представленного в редком фонде библиотеки Новгородского государственного университета Суворинского «Исторического вестника», на предмет выявления на его страницах публикаций по Новгородике. Указатель книг и публикаций в журналах «История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях» позволил мне найти несколько публикаций Николая Николаевича и среди них уже упоминаемую работу, которая была впервые опубликована под псевдонимом Л. Рускин в «Историческом вестнике» в 1910 году. Воспоминания содержат много фактического материала по истории новгородского земства первого десятилетия его существования. Рисуют портреты наиболее ярких деятелей той эпохи: новгородских губернаторов В.Я. Скарятина и Э.В. Лерхе; гласных губернского земского собрания князя А.А. Суворова, А.Н. Струговщикова и князя А.И. Васильчикова; первого председателя Новгородской губернской земской управы Н.А. Качалова, а либерал П.П. Косаговский и консерватор А.А. Татищев выступают как представители двух противоборствующих направлений среди гласных губернского собрания. С интересом ознакомившись с текстом, я увидела автора, который ярко и точно, всего несколькими штрихами смог нарисовать портрет человека с его «особенкой», положительными и отрицательными чертами характера. Автора, сумевшего, за лежащими на поверхности причинами тех или иных поступков и дел его героев, показать и скрытые от широкой публики тайные пружины, которые привели к описываемым событиям. Всё это говорило о том, что сам Фирсов был не просто сторонним наблюдателем, а находился в центре происходящего и был активным участником событий. Однако он выступил очень скромным повествователем и сведения о себе самом дал в минимальном количестве.

Первая авторская сноска в тексте воспоминаний содержит такие слова: «Просим читателей извинить, если, паче чаяния, в работу вкрадутся мелкие ошибки… то, что мы описываем, происходило полвека назад, и у нас под руками нет материалов… для справок», как свидетельство того, что в 1910 году Н.Н. Фирсов был в добром здравии и активно работал.

Родился Фирсов в 1839 году в Петербурге в дворянской семье^[1]. Дед его по материнской линии А.Г. Яковлев и отец Н.П. Фирсов имели обширные имения по всей Вологодской губернии. Фирсов писал: «Я провел значительную часть молодости на северной России; ездил ни мало по Вологодской губернии, вводя уставные грамоты в разбросанные по ней оброчные имения моего деда» [17, с. 496]. Одно из таких владений в Белозерском уезде Новгородской губернии дед подарил Н.Н. Фирсову в 1861 году^[2]. Фирсовы были записаны во вторую часть «Списка дворянских родов, внесённых в Родословную книгу Дворянского Депутатского собрания Вологодской губернии», куда вносилось военное дворянство. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в 1852 году, когда Николаю было 13 лет, он пошёл по стопам отца и поступил в приготовительный пансион барона К.К. Клодта, где проходил подготовку к поступлению в Михайловское артиллерийское училище [17, с. 97].

В воспоминаниях об этом периоде своей жизни с 1853 по 1859 годы Н.Н. Фирсов описал взаимоотношения и быт юнкеров, посещение Николаем I училища, а самое главное — рассказал о своих преподавателях, которые оказали огромное влияние на формирование его личности [16, с. 565–581; 18, с. 43–63].

Многим своим публикациям: «Первый земский съезд», «В редакции журнала «Русское слово»», «Трагический конец благого начинания» и некоторым другим, Н.Н. Фирсов дал подзаголовок «Воспоминания шестидесятника». Слово это осталось в сознании людей, получавших образование в советское время, как символическое обозначение социального типа людей, принадлежащих к движениям русской интеллигенции, видевшей возможность государственных преобразований в России революционным путём. Под понятие «шестидесятники» подходят и революционеры-народники, и нигилисты, и члены «Земли и воли», последователи идей Н.Г. Чернышевского. И вот что удивительно: со многими яркими представителями этих политических направлений Фирсов находился в дружеских, близких, творческих отношениях, многие оказали влияние на формирование его личности, но, тем не менее, его политические взгляды и направление всей его деятельности развивались совсем на иных принципах. Фирсов был земским либералом и считал себя сторонником медленного, эволюционного развития путём реформирования государства и привлечения земства к законосовещательной деятельности. Целью либерального крыла земства, которое разделял Фирсов, было движение по пути создания представительных учреждений от местных органов самоуправления и допущение их до государственных дел [19, с. 61–63]. Причём реформы эти не затрагивали основ самодержавия, а направлены были на постепенное реформирование его в конституционную монархию, создание в России гражданского общества и правового государства. В своих воспоминаниях о первом Земском съезде, который проходил в Москве в 1871 году, Фирсов замечал: «…имело основание полагать, что известная хозяйственная автономия постепенно разовьется в государственно-представительное правление и что таково желание царя. В то время в высших бюрократических сферах имели это в виду» [20, с. 442]. Также он писал: «Я, как и множество моих однолеток, глубоко верил в благотворность реформ нового царствования, радовался иметь возможность по силам и разуму содействовать скорейшему их осуществлению, хотя бы в микроскопическом уголке родины» [6, с. 75].

Фирсов вспоминал: «Я Федора Михайловича [Достоевского] встречал часто у А.Н. Плещеева, с которым был знаком не профессионально, а с раннего детства, потому что младший брат моего отца был его университетским товарищем и приятелем» [15, с. 897]. Именно поэт-петрашевец Александр Николаевич Плещеев сыграл большую роль в судьбе юноши Фирсова. Часто посещая дом Фирсовых, Плещеев поддерживал увлечение Николая литературой и поэзией. В конце 1858 — начале 1859 года Фирсов вышел из Михайловского училища и стал слушать лекции в Михайловской военной артиллерийской академии, и параллельно начал публиковать свои очерки о русских писателях и повести в журнале «Рассвет», а с 1861 стал редактором этого издания совместно с В.А. Кремпиным. Именно эти три года — период интенсивных литературных занятий и важных встреч — запечатлелись в памяти Фирсова и определили дальнейшее развитие его творчества. В редакции «Рассвета» он сотрудничал с Д.И. Писаревым, ведущим библиографический раздел журнала^[3]. Писарев занимал особое место в русском радикализме, выступив в журнале «Русское слово» за устранение всех препятствий, стоявших на пути человеческой индивидуальности, будь то бытовые и семейные устои, традиции, религия или авторитеты^[4].

Фирсов слушал в Петербурге философско-исторические лекции профессора математики Михайловской артиллерийской академии Петра Лавровича Лаврова — ещё одного из представителей «шестидесятников», разработавшего теоретические основы пропагандистского течения революционного народничества. Фирсов оставил воспоминания о встречах с этим известным публицистом и философом в Лондоне в 1874 и Париже в 1880 году, описывая в большей степени человеческие качества и перипетии нелёгкой судьбы Лаврова, почти не уделял внимания его политическим взглядам [17, с. 494–540]. Кроме «Рассвета», Фирсов сотрудничал в редакциях журналов «Современник» и «Русское слово». Эти два издания были «властителями дум» молодёжи второй половины XIX века, занимались формированием общественной и революционной мысли, воспитывая молодое поколение, часто в духе радикализма^[5]. Здесь Фирсов печатал свои первые юношеские стихи. И в этом не было ничего удивительного, поскольку редактором его был Григорий Евлампиевич Благосветов — последователь идей Н.Г. Чернышевского и член революционного общества «Земля и воля» (1861—1864), поставивших задачу подготовки народной революции, и… его учитель русского языка и в пансионе, и в училище. Именно он, наряду с Плещеевым, воспитал у Фирсова интерес к русской словесности и ввёл в круг литераторов редакции «Русского слова» [15, с. 888–903]. Благосветов тщательно руководил чтением воспитанников. Большинство книг, которые он рекомендовал для чтения, были цензурны, но в учебных заведениях чтение их не допускалось. Он давал и свои книги или подсказывал, где их можно было приобрести. Благовестов «проворно и добросовестно» справлялся с сухой официальной программой и далее развивал «подробности… не только не обязательные, но, по всей вероятности, нежелательные для высшего учебного начальства… Они подготовляли почву самостоятельного развития взглядов на общественные перевороты в России, которые в недалеком будущем нам пришлось переживать и в которых многим пришлось участвовать» [4, с. 48].

Вернувшийся из ссылки А.Н. Плещеев и Г.Е. Благосветов представили Фирсова Ф.М. Достоевскому, А.В. Дружинину и Н.А. Некрасову, через дядю — А.П. Фирсова — состоялось знакомство с И.И. Панаевым^[6]. Николай Николаевич вспоминал о беседах с Писаревым в редакции «Русского слова», встречах с И.И. Панаевым, Гончаровым, Д.В. Григоровичем «в доме моего близкого родственника, не писателя, но всесторонне развитого человека, интересовавшегося литературными течениями, знавшего лично, тогда уже давно покойных Пушкина, Жуковского, Грибоедова, Глинку и других» [15, с. 898]. Речь идёт о Григории Павловиче Неболсине, впоследствии сенаторе, члене Государственного Совета, на дочери которого был женат Н.Н. Фирсов. Николай Николаевич рано женился и рано овдовел, его супруга Елизавета Григорьевна умерла в 1865 году в возрасте 25 лет. От этого брака родилась дочь, которая после смерти матери осталась жить в семье Неболсина [2, с. 192].

В 1862 году Николай Николаевич вступил во владение имением в Белозерском уезде и баллотировался на должность уездного предводителя дворянства, что давало возможность непосредственно участвовать в проведении реформ [5, с. 64]. Он стоял так же у истоков организации Новгородского земства и уже в феврале 1865 года был избран гласным от Белозерского уезда для участия в Новгородском губернском земском собрании.

Торжественное открытие Новгородского губернского земства состоялось 17 марта 1865 года, когда в присутствии 37 из 55 избранных гласных прошло первое собрание^[7]. Председателем Новгородской губернской земской управы на трёхлетний срок был выбран Н.А. Качалов. Всего в первую сессию было проведено 10 заседаний. Процедура их проведения была разработана самым тщательным образом специально выбранной земским собранием комиссией, в которую входили гласные А.И. Васильчиков, Н.А. Качалов, Н.Н. Фирсов, С.С. Шилов и Н.П. Игнатьев. Комиссия составила «регламент», в соответствии с которым проходили губернские земские собрания и формировался журнал заседаний.

1865 год был очень тяжёлым для Фирсова. Он овдовел, ушёл в отставку с военной службы. «Я был тогда едва ли не самым молодым уездным предводителем дворянства. В 1865 году я потерял жену, и подавленный горем, думал удалиться от общественной деятельности. Когда я видел Валуева (П.А. Валуев — министр внутренних дел) в Петербурге, то он мне сказал, между прочим: «Вы молоды, а в настоящее время, когда земским учреждениям представляют такие широкие государственные перспективы в будущем, вам не следует покидать общественной деятельности и своего поста»» [20, с. 442]. Фирсов не покинул своего поста, занимая должность предводителя дворянства до 1867 года. Сложение с себя этих полномочий, по всей видимости, объясняется вступлением в новый брак и рождением в 1868 году сына Андрея [2, с. 192]. Но Фирсов продолжал при этом работать в Новгородской земской управе. Во всяком случае, в его воспоминаниях подробнейшим образом изложена вся история преодоления голода в Новгородской губернии осенью 1867 — весной 1868, в которой земство приняло самое деятельное участие. И хотя о самом себе он не говорит ни слова, но по подробности изложения понятно, что он был активным участником описываемых событий [19, с. 70–75].

Прогнозы относительно урожая осенью 1867 года в Новгородской губернии были пессимистичными, и в декабре губернское собрание приняло решение о необходимости «продовольствовать нуждающихся» и выдавать зерно на посев яровых и даже озимых. Доклад об этом, составленный губернской управой за подписью Качалова, был одобрен собранием. Однако это решение опротестовал губернатор Э.В. Лерхе, что заморозило все мероприятия земства. Весной стало окончательно понятно, что голод неминуем. Власть же на всех уровнях не хотела этого признавать, начиная от губернаторов и  заканчивая министром внутренних дел. Губернская земская управа просила губернатора об экстренном созыве собрания и получала отказ, пока в это дело не вмешался наследник цесаревич, побуждаемый частыми сообщениями лично известного ему Н.А. Качалова о существовании голода и необходимости экстренных мер. Собрание, наконец, было разрешено, заседания шли чуть ли не круглосуточно, все организационные моменты были спланированы, но для переведения их в практическое русло требовалось одобрение министра внутренних дел, а для принятия им этого вопроса к рассмотрению — положительная санкция новгородского губернатора. Лерхе же упорствовал и даже уехал на дачу, в Юрьево. Земское собрание, просидев полночи в ожидании ответа губернатора, выбрало депутацию для надлежащих ходатайств, которая должна была рано утром отправиться в Петербург, а от Лерхе всё не было ответа. «»Если гора не идет к Магомету, Магомет двинется к горе», — предложил Качалов, и длинный ряд наскоро запряжённых экипажей… двинулся к губернаторской даче… Как перетрусил Лерхе от ночного нашествия в его мирную обитель земства гуртом; как он безуспешно пытался не принять непрошенных гостей; как гости эти, наконец, овладели им, убедили, то лаской, то суровой логикой немедленно дать своё согласие на постановление, — мы описывать не будем. Важно то, что «губернатор сдался»», — писал Фирсов.

В некотором роде в этой ситуации губернатор оказался между Сцилой и Харибдой, какое бы решение он ни принял, его ждало либо недовольство министерства, либо жалобы венценосным повелителям со стороны некоторых земцев, вхожих в высшие сферы. Ведь князь А.А. Суворов часто играл в карты с императором и запросто пил чай с императрицей Марией Александровной. Качалов имел доступ к цесаревичу, а огромные связи в высшем и родовом дворянстве и бюрократических сферах имел А.А. Татищев. Депутация успела прибыть в столицу после полудня. «Ходатайства, конечно, не без затруднений и больших хлопот были удовлетворены, благодаря почти исключительно влиянию наследника цесаревича (впоследствии императора Александра III). И частью более или менее, веских лиц Аничковского дворца… Александр II назначил комиссию, в просторечии окрещенную «о голодающих», под председательством цесаревича для исследования размеров голода и пособия голодающим во всей империи. К работе комиссии были привлечены земские деятели голодающих губерний. Комиссия приняла ряд практических мер для обуздания голода, приняло их и новгородское земство. Надо сказать, что продовольственный вопрос с самого начала деятельности земства был одним из важнейших. Земство собирало сведения о наличии хлеба в губернии и числе нуждающихся, о продовольственной помощи и причинах народных бедствий, и, что самое главное, делало натуральные запасы хлеба в хлебозапасных магазинах сельских обществ, которые использовались в случае народных бедствий. Для того, чтобы помощь была адресной, земские управы сами закупали хлеб и продавали его по дешёвым ценам наиболее бедствующим крестьянам» [3, с. 114–115, 134].

Всей своей деятельностью по преодолению голода Н.А. Качалов обратил на себя внимание власти, был назначен на должность Архангельского губернатора и в мае 1869 года передал свой пост Н.Н. Фирсову. Перешёл Николаю Николаевичу по наследству и председательский кабинет в управе с огромным столом, прозванным за свои размеры «медведем», за которым и при Качалове, и после его ухода проходили совещания управы и заседания различных комиссий. Доклад о трёхлетней деятельности управы за 1867—1870 годы земскому собранию уже предоставлял Фирсов [19, с. 57, 75].

В годы пребывания Фирсова председателем земской губернской управы — с 1869 по 1873 годы — продолжались те направления деятельности, которые получили своё начало при Качалове. На первой сессии губернского земского собрания 26 ноября 1865 года рассматривался вопрос о задачах земских управ в деле народного образования^[8]. В результате дискуссии на уездные земства была возложена обязанность по устройству школ, а губернское земство взяло на себя наиболее дорогую часть программы — организацию в Новгороде специального учебного заведения для подготовки учителей сельских народных училищ. Такая школа — Александровская земская учительская школа, была открыта в деревне Колмово 30 августа 1869 года. Обучались здесь преимущественно крестьяне, которые получали стипендию в 120 руб- лей в год из средств земства, таких учащихся насчитывалось 60 человек. Представители других сословий принимались с оплатой в 75 рублей в год. Выпускники получали аттестат и некоторую сумму денег «на обзаведение» и приобретение учебной литературы. При Н.Н. Фирсове размер такого пособия составлял 50 руб- лей. По окончании обучения стипендиаты обязывались отработать три года в школах Новгородской губернии, либо вернуть половину затраченной суммы.

Первый выпуск 12-ти учителей состоялся в 1872 году накануне дня памяти св. Кирилла и Мефодия. После Божественной Литургии и торжественных слов Старорусского епископа Феоктиста о воспитании православия и нравственных начал в народе к выпускникам обратился Н.Н. Фирсов с пожеланием сохранить добрую нравственность, любовь к государю, уважение к старшим, память о том, что они вышли из крестьянской среды, и назвал их «первыми народными учителями России» [1, с. 50–52].

Продолжалась при Фирсове и деятельность специальной комиссии губернского земства по продовольствию, избранная в 1869 году. Все члены её были убеждены, что такими временными мерами, как хлебные операции и ссуды, проблему снабжения продовольствием не решить и нужна организация постоянного земского капитала для экстраординарных случаев^[9]. Необходимо было поднимать производительность крестьянского труда, урожайность надельных земель, распространять сельскохозяйственные знания, отсутствие которых было одной из причин безуспешного развития земледелия.

По словам Н.Н. Фирсова, в январе 1869 года после голода крестьянские хозяйства были «решительно подорваны», поэтому ещё одним проектом земства, направленным на поднятие благосостояния населения, стало развитие кредитной кооперации.

В 1869—1870-х годах Фирсов стал членом «петербургского кружка» новгородского губернского гласного князя А.И. Васильчикова. Участники его ратовали за распространение системы доступного и дешёвого кредита для крестьян и ремесленников. Важными условиями, определяющими содержание «народного кредита», А.И. Васильчиков считал, что «он должен быть местным, он должен быть личным, он должен быть мелким». Горячим пропагандистом и практическим организатором «народного кредита» в Новгородской губернии был Н.Н. Фирсов. Формой кредитного учреждения были избраны ссудо-сберегательные товарищества [7].

Новгородская губернская земская управа, возглавляемая Николаем Николаевичем, на протяжении первых лет становления кредитный организаций выступала пропагандистом идеи создания ссудо-сберегательных товариществ и помощником в их практическом воплощении. Были разработаны правила кредитования и примерный устав, послужившие образцом для других земств. В Российской империи в 1871 году насчитывалось 36 таких товариществ, и 11 из них были учреждены в Новгородской губернии. Были введены попечители-контролёры, избираемые губернской управой, которые помогали на местах организовывать «народный кредит», подбирать учредителей. Вся эта работа была необходима, подчёркивалось в докладе управы 1870 года, так как «большая масса нуждающихся в мелком сельском кредите, еще не подготовлена к <…> самостоятельному и правильному ведению банковского дела», а без этого «нет возможности, ожидать развития успеха дела» [6, с. 74–75].

В подготовке этого доклада Н.Н. Фирсов принимал самое энергичное участие, а затем, обобщив опыт, издал брошюру «Сельские ссудо-сберегательные товарищества в Новгородской губернии» (1871) [21, с. 246–247]. Николай Николаевич писал, что «в Новгородской губернии сберегательные товарищества развивались быстро, быстрее и плодотворнее всего в Череповецком уезде, где председателем управы был неугомонный, деятельный, вдумчиво-практичный А.Н. Попов». Статья Фирсова, «представлявшая фактическое изложение хороших практических результатов быстрого развития этих учреждений в нашей губернии, была принята с таким восторгом В.О. Коршем (редактором, тогда либеральных «Санкт-Петербургских ведомостей»), что он, призрев журнальную рутину, напечатал ее два дня сряду на первой странице газеты вместо передовиц» [19, с. 52].

Это была не первая публикация Фирсова в столичной прессе о делах Новгородского земства. В течение 1860-х — в начале 1870-х годов на страницах московских и петербургских «Ведомостей», в газетах «Вести» и «Неделя», журнале «Вестник Европы» и других изданий помещались содержательные хроники деятельности новгородского губернского земства. Авторами их были и местные корреспонденты из земских гласных, в том числе и Н.Н. Фирсов [22, с. 255]. Он завязал дружбу с Коршем, П.А. Гайдебуровым, М.М. Стасюлевичем. В центральных изданиях Фирсов публиковал правдивую и подробную информацию о делах новгородского земства, что часто было невозможно внутри губернии из-за цензурных запретов.

Цензура и контроль со стороны губернатора, вызывавшие неудовольствие руководителей новгородского земства, доходила иногда до анекдотических случаев. В начале 1870-х годов управой был подготовлен и направлен губернатору Э.В. Лерхе доклад «О народном продовольствии». В этом документе отмечалось, что 1868 год в губернии «ознаменовался голодом». Эта фраза пришлась Лерхе «не по вкусу». Он лично явился к Николаю Николаевичу просить, чтобы тот слово «голод» заменил словом «недород» и приискал какое-нибудь более подходящее выражение вместо «ознаменовался». Потому что это слово подразумевает нечто хорошее, возвышенное, а «недород» хлеба довольно обычное, но, к сожалению, явление всё-таки нежелательное [19, с. 70, 75–76].

Невозможность без разрешения губернатора выпускать в свет полные тексты отчётов управы в достаточном количестве экземпляров лишало общественность губернии возможности следить за деятельностью отдельных земских органов и «тем самым порождало различные, порой и нежелательные для земцев кривотолки». Фирсов отмечал, что губернатор Лерхе прислушивался «к камертону столицы, обращался с земством напряженно осторожно» [19, с. 70, 75–76].

Что же касается самого правительства, то оно по отношению к земствам проводило двойственную политику. Фирсов писал, что «министр внутренних П.А. Валуев осторожный зодчий земских учреждений, видел в них, по крайней мере, вначале, школу неизбежному, поступательному движению правительственных форм по пути к объединению представительной выборной деятельности на пользу империи и народу» [20, с. 442].

Общественную деятельность и новгородское земство Фирсов оставил в 1873 году и в этом же году по поручению министерства финансов поехал в Лондон, где служил комиссаром русского отделения международных выставок Кенсингтонского музея^[10]. До 1879 года Фирсов преимущественно жил в Англии, общался с писателем Дж.Л. Фарли, писал фельетоны и письма об английской политической жизни для русских газет (например, для «Молвы» В.А. Полетики), очерки об английской жизни и о «Русских в Лондоне» (в газету «Новости и биржевая газета»)^[11]. Там же он возобновил знакомство с Макензи Уоллесом, изучавшим Россию в 1860-х годах, «как не изучал её никто из иностранцев», и издавшим свою книгу «Russia». Знакомство с Уоллесом состоялось при посредничестве Николая Гавриловича Богословского. Вот как Николай Николаевич вспоминал об этом: «о. Николай привел ко мне в управу молодого британца (впрочем, оказавшегося по рождению шотландцем), заявив, что этот иностранец интересуется, кажется земским делом… Не помню я ли сам предложил, или он попросил, только любознательный англичанин получил наше общее согласие ежедневно приходить в управу и заниматься в моем председательском кабинете. Он гениально верно умел записывать, то, что слышит и видит. А переварив сведения в собственном мозгу, передавал их с поразительной точностью» [19, с. 55–57]. Уоллес в своём двухтомном труде о современном ему положении в России сообщал, что Новгородское земство «имело репутацию одного из самых просвещенных и активных» на рубеже 1860—1870-х годов [23, с. 104].

Дональд Маккензи Уоллес и обложка его книги

Благодаря дружеским взаимоотношениям с Дж.Л. Фарли и Уоллесом Н.Н. Фирсов много печатался в английских журналах «Oriental Star» и «Scotish Review». В эти годы литературные его занятия не ограничивались журналистикой и публицистикой. В «Книжках недели», наряду с очерками из Лондона, появляется роман «Под грозой» (1878), в журнале «Отечественные записки» в 1877—1883 годах он печатает повести из земской и народной жизни: «На реке», «Из летописей Трущобска», «На барской милости», «Земские арабески» и другие. В 1885 году в «Северном вестнике» появился его роман «Куда ни кинь, всё клин», в 1886—1895 годах в «Книжках недели» публиковались повести и рассказы из русской и заграничной жизни. В «Новостях» с 1880-х и в «Русских ведомостях» с 1890-х Фирсов сотрудничал как итальянский корреспондент [24].

В Италию, край, «где зреют апельсины», Фирсов попал в январе 1862 года. Приехав на поезде из Вены в Триест, он «апельсины видел только в ларях и в кузовах, посыпанных сухим снежком, колющей, пронизывающей, опрокидывающей боры» [13, с. 9]. Посетив Венецию, он отправился через Милан, Геную и другие города в Рим, находящийся под папской властью. Уже тогда Фирсов интересовался процессом объединения Италии. Он познакомился с несколькими гарибальдийцами, вместе с Лукой Баньара поехал в Милан, познакомился с Гарибальди и потом встречался с ним дважды — в Риме (1879) и Неаполе (1882) [12, с. 47–55]. По причине болезни сестры и впоследствии сына Фирсов с 1879 года поселился в Италии, часто посещал Неаполь, Салерно и их окрестности, а также Сицилию и другие регионы Южной Италии [2, с. 192–193].

Поскольку в больших городах Италии располагались значительные колонии русских и найти уединение было затруднительно, Фирсов, будучи заботливым отцом, не хотел отвлекаться от общения с сыном и зиму 1883—1884 годов провёл с ним в маленьком городке Кава де Тиррени. В мае 1884 года Фирсов тяжело заболел сам, врачи поставили диагноз — полиомиелит. Больше года он пролежал в Международном госпитале в Неаполе и из-за болезни больше не возвращался в Россию. До самой смерти, а это случилось предположительно в декабре 1917 или в 1918 году, Николай Николаевич оставался в Неаполе, совершив несколько путешествий по Южной Италии [2, с. 192–193].

Фирсов, прожив столько лет в Италии, стал своеобразным связующим звеном между русской колонией в Неаполе и учёной, литературной, художественной средой бывшей столицы неаполитанского королевства. Сразу по приезде туда Фирсов познакомился с немецким зоологом Антоном Дорном, основателем Неаполитанской Зоологической станции и аквариума. Он был женат на Марии Барановской, и Фирсов был настолько близок с этой семьёй, что после выхода из госпиталя поселился у них — Мария Георгиевна взяла на себя заботу о Николае Николаевиче и пятнадцатилетнем Андрее. В доме Дорнов Фирсов общался с учёными, а в рассказе «Землетрясение» писал, что «сама семья Дорна и наш кружок знакомых — смешанных национальностей» [10, с. 2]. Фирсов сблизился с профессором зо- ологии Виктором Андреевичем Фаусеком и его женой Марией Ивановной — педагогом-переводчицей произведений Марии Монтессори. Он общался с Софьей Михайловной Буткевич, автором книги «Дневник девочки», опубликованной в 1882 году с предисловием Ивана Тургенева [2, с. 192–193]. Близко сошёлся с английским писателем Чарльзом Грантом, автором книги «Рассказы о Неаполе и каморре», тоже живущим у Дорна. Грант помогал Фирсову издавать статьи об итальянских и русских писателях в немецком еженедельнике «Die Nation». Фирсов опубликовал в русских журналах много очерков и воспоминаний о русских писателях, художниках, музыкантах, с которыми он встречался за границей, в ряду которых К.М. Станюкович и Д.В. Григорович [9, с. 162–176; 8, с. 69–76]. Среди навещавших его русских в Неаполе были писатель П.Д. Боборыкин, композитор и пианист Николай Амани.

Несмотря на слабое здоровье, Фирсов постоянно писал, занимался переводами, получал русские газеты и журналы, доставлял книги и брошюры на русском языке неаполитанцам, знающим язык. Как свидетельствуют его письма и короткая биография, которую Фирсов написал для С.А. Венгерова к Энциклопедическому словарю Брокгауза и Ефрона, в Неаполе он был на постоянной связи с русскими литераторами, редакторами журналов: Эрнестом Ватсоном, Сергеем Шубинским, Борисом Глинским, и, начиная с 1900 годов, активно сотрудничал с «Историческим вестником». Материальное положение Фирсова было более чем скромным: Николай Николаевич обращался за вспомоществованием, о чём свидетельствует хранящийся в РО Пушкинского Дома документ «О назначении пособия писателю Н.Н. Фирсову» Постоянной комиссии для назначения пособия нуждающимся учёным, литераторам, публицистам^[12].

Огромный интерес Фирсов проявлял к современной итальянской литературе и искусству. Он общался с живописцем и преподавателем Неаполитанской Академии художеств Камило Миола, с которым путешествовал в Палермо в 1881 году [11, с. 1–15]. Дружба сложилась у него с неаполитанским скульптором Винченцо Джемито — выдающимся представителем художественного направления «веризма», «жизненного реализма». В 1887 году писатель поселился в доме Джемито. «Там я сроднился с его произведениями, которыми более года была полна моя квартира», — вспоминал Фирсов и сравнивал в статье «Художник из народа» творчество Джемито с рассказами Гранта [14, с. 124–152]. Склонность воспроизводить итальянских простолюдинов сближает Джемито и Гранта с самим Фирсовым, реалистически описавшим в своих историко-бытовых очерках и фельетонах все особенности народа Южной Италии. Изложение писателя отличается ясностью, иронией и изобилием подробностей. В рассказах «Землетрясение», «В итальянской глуши», «Храм отчаяния», «Пасха на Капри» и многих других, созданных под влиянием русского и итальянского реализма, описание событий и лиц служит поводом критических размышлений автора о современном положении итальянского народа.

В начале 1880-х Фирсов проявил интерес и к литературе итальянского «веризма». Его перу принадлежит первый русский перевод известного романа Джованни Верга «Семья Малаволья», опубликованный всего спустя несколько месяцев после выхода итальянского оригинала в 1881 году. Фирсов так же переводил роман Дж. Верги «Побеждённые», рассказы Луиджи Капуана и других писателей для журнала «Отечественные записки». В своих публикациях «Письма из Италии» он знакомил русскую публику с общим состоянием современной ему итальянской литературы [2, с. 199–200, 203].

Все события, происходившие в далёкой России в начале ХХ века: революционные настроения и забастовки рабочих, активизация политических партий, революция и царский манифест 17 октября 1905 года, не оставили Н.Н. Фирсова равнодушным. Он пишет целую серию статей по следам преобразований, о которых так много размышляли и мечтали первые либерально настроенные земцы. Именно эти статьи были опубликованы в «Историческом вестнике» под общим подзаголовком «Воспоминания шестидесятника».

Многие даровитые русские писатели посещали Италию и по возвращении в Россию в художественных произведениях и воспоминаниях описывали как достоинства Италии, так и недостатки. Однако мало кто, подобно Н.Н. Фирсову, жил в Италии более 35 лет, да ещё в такой важный для итальянской истории период. Он чувствовал себя посланцем русской культуры в этой стране и в то же время стремился донести через свои письма, переводы, публицистику, беллетристику до русского читателя не общеизвестный образ сказочной Италии, а настоящую правду о жизни народа Южной Италии после объединения. Сроднившись с её народом и культурой, Николай Николаевич никогда не забывал о России.

Десять лет он провёл на Новгородской земле, когда приходилось ежедневно заниматься практической земской деятельностью и сталкиваться с неразрешёнными проблемами жизни крестьянского мира. Это позволило ему накопить материал, который позже, переработанный и преобразованный в художественные формы, лёг в основу его произведений как беллетристических, так и мемуарных, написанных уже в Италии, но наполненных размышлениями о России.

---

^[1] Институт русской литературы (Пушкинский Дом) Российской академии наук (ИРЛИ РАН) РО. Ф. 377. (Автобиография). Оп. 7. Д. 3705. Л. 9.

^[2] Там же. Л. 11.

^[3] ИРЛИ РАН РО. Ф. 377. Оп. 7. Д. 3705. Л. 9–10.

^[4] Сторонники Д.И. Писарева получили название нигилистов (от лат. nihil — ничего) не только за отрицание искусства и философии во имя естественных наук, приносящих конкретную пользу, но и за отрицание всего, что составляло самую суть, ценность прежней цивилизации. Не отвлечённые идеалы, а «разумный эгоизм», соображения взаимной выгоды лежали, по их мнению, в основе человеческих отношений. Кстати, мать и сёстры Писарева в середине 1860-х годов жили в Новгороде.

^[5] ИРЛИ РАН РО. Ф. 377. Оп. 7. Д. 3705. Л. 9–10.

^[6] Там же. Л. 10.

^[7] Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1284. Оп. 241. Д. 57. Л. 141 об.

^[8] Государственный архив Новгородской области (ГАНО). Ф. 98. Оп. 3. Д. 15. Л. 132–133 об.

^[9] Там же. Д. 188. Л. 145 об.

^[10] ИРЛИ РАН РО. Ф. 377. Оп. 7. Д. 3705. Л. 13.

^[11] Там же. Ф. 402. Оп. 5. Д. 219. Архив М.В. Ватсон. Письма (13) Фирсова Н.Н. к Ватсону Эрнсту Карловичу и список сочинений Фирсова (1874—1888).

^[12] ИРЛИ РАН РО. Ф. 541. Оп. 2. Д. 485. Л. 7 об.

Наталья Морылёва

---

1. Александровская земская учительская школа и церковно-приходская школа // История церкви Успения Божьей матери в Колмово / сост. Е.А. Гаричева. Великий Новгород, 2012.
2. Джулиано, Дж. Николай Николаевич Фирсов: шестидесятник в Неаполе // «Беспокойные музы»: к истории русско-итальянских отношений XVIII — XX вв.: сб. / сост. А. д'Амелия. В 2 т. Т. 2. Солерно, 2011. (Europa Orientalis: альманах. Вып. № 14).
3. Записки Николая Александровича Качалова / публ. М.Н. Шульман // Голос минувшего. 1917. № 2.
4. Кузнецов Ф.Ф. Публицисты 1860-х годов: Круг «Русского слова». Григорий Благосветов, Варфоломей Зайцев, Николай Соколов. 2-е изд., испр. и доп. Москва, 1981.
5. Морылёва Н.И. Первый председатель новгородской губернской земской управы Николай Александрович Качалов // Чело: альманах. 2007. № 1.
6. Румянцева В.П. Н.Н. Фирсов — земский деятель, литератор // Интеллигенция Новгородской земли: проблемы и судьбы: Материалы науч. конф. 18 ноября 1997 г. Великий Новгород, 1988.
7. Румянцева В.П. Земство и развитие кредитной кооперации в Новгородской губернии // Земство и общечеловеческие ценности. URL: http://www.admin.novsu.ac.ru/domino/zemstvo.nsf/61f0a8b3d4afc39fc325678c003d0923/a1dd0daae734cf7cc325674a004301b7!OpenDocument (дата обращения: 06.09.2022).
8. Рускин Л. Большая душа (из воспоминаний о К.М. Станюковиче) / Н.Н. Фирсов // Вестник знания. 1905. № 9.
9. Рускин Л. Дмитрий Васильевич Григорович в Лондоне: Воспоминания / Н.Н. Фирсов // Вестник знания. 1904. № 4.
10. Рускин Л. Землетрясение / Н.Н. Фирсов // Книжки недели. 1887. № 8.
11. Рускин Л. Из заморских обычаев. Родительская суббота в Сицилии / Н.Н. Фирсов // Книжки недели. 1887. № 5.
12. Рускин Л. Письма из Италии. Пестрое объединение / Н.Н. Фирсов // Северный вестник. 1894. № 1.
13. Рускин Л. Собрат по недугу: Очерк / Н.Н. Фирсов // Восход. 1889. Кн. 5.
14. Рускин Л. Художник из народа / Н.Н. Фирсов // Новое дело. 1902. № 3. С. 7–34.
15. Фирсов Н.Н. В редакции журнала «Русское слово»: Воспоминания шестидесятника // Исторический вестник. 1914. Т. CXXXVI, июнь.
16. Фирсов Н. Воспоминания об Императоре Николае Павловиче // Исторический вестник. 1887. Т. XXIX, сент.
17. Фирсов (Рускин) Н.Н. Воспоминания о П.Л. Лаврове // Исторический вестник. 1907. Т. CVII, февр.
18. Фирсов Н.Н. (Л. Рускин) Новички // Русская старина. 1903. Т. CXVI. № 10.
19. Фирсов Н.Н. (Л. Рускин). Силуэты времени реформ. (Воспоминания шестидесятника) // Земство в произведениях русских писателей: библиографический указатель / сост. В.И. Ромашова; Новгор. обл. универсальная науч. б-ка. Великий Новгород, 2001.
20. Фирсов Н.Н. (Л. Рускин) Первый земский съезд: Воспоминания шестидесятника // Исторический вестник. 1906. Т. CIV, март.
21. Фирсов Н.Н. Сельские ссудо-сберегательные товарищества в Новгородской губернии. Новгород: Тип. Классона, 1871. Перепечатано из «Санкт-Петербургских Ведомостей». 1871 г. № 246—247.
22. Шумилов М.М. Новгородское губернское земство и царская администрация (60-е — начало 70-х гг. XIX в.) // Новгородский исторический сборник. Вып. 6 (16). СПб., 1997.
23. Шумилов М.М. Новгородское земство и правительственная администрация в описании Д.И. Уоллеса // Тезисы докладов научной конференции преподавателей НГПИ по итогам научно-исследовательской работы за 1990 г. Ч. 1. Новгород, 1991.
24. Фирсов (Николай Николаевич, псевдоним Л. Рускин) // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. XXXVI: Финляндия — Франкония. СПб., 1902. С. 39.