УМЕЮЩИЕ ТВОРИТЬ И СОЗИДАТЬ!
Александра Алексеевича Варенцова, первого директора детской художественной школы и моего учителя, я случайно встретила 20 сентября, и он радостно спросил: «А ты помнишь, Таня, что нам 50? И 19 сентября у вас был первый урок в художественной школе?».
Помню. И тот урок помню.
Мы в кремле, в старинном здании XVIII века, большая комната-класс на первом этаже. Классов пока всего два. Бородатый мужчина, директор школы, рассказывает про искусство, сидя на крепком табурете. На таких же сидим и мы. Полукругом к нему. Перед ним очень большая книга с репродукциями. Он листает её, повернув к нам. Показывал непонятное, говорил новое, странное. Он сразу начал с Матисса и Пикассо!!! Голова кругом. Мы начинали погружаться в творческие миры.
Мне было 11 лет. И очень хотелось рисовать! Мама увидела в газете объявление о том, что начинается набор в первую в городе художественную школу, и я сделала выбор: ради художественной школы отказалась от художественной гимнастики. Я сама сходила к врачам, добыла все справки, сделала фото, написала заявление.
Запомнилось, как проходили вступительные экзамены. На экзамене по живописи высокий худой учитель подошёл ко мне и спросил: «Хватит ли мне моей кисти для работы?» Я не поняла вопрос: как хватит? Разве она может кончиться? Не конфета ведь. Кстати, кисть была № 2, очень тоненькая, а формат листа большой — А3. И этой, с позволения сказать, кисти было явно мало, чтобы прокрыть весь лист краской. Но я тогда этого не знала и не понимала, а учитель мне посочувствовал и хотел помочь.
На экзамене по рисунку карандашную штриховку в натюрморте я растирала скомканной бумажкой, поскольку, как говорила мама: «Пальцем тереть неприлично». Это чтобы предметы, их форма вышли глаже и ровнее, а вся работа красивее. Нам так казалось. Но ведь взяли же нас, таких «умельцев»! И толк из нас вышел!
Разве я могла тогда предположить, что через 10 лет в этом же классе я буду преподавать уже своим ученикам курс истории искусства!
В школе это был любимый предмет. Началось всё с Египта: Людмила Владимировна Паршина так вдохновенно и эмоционально рассказывала об этой мистической стране, что осталось полное осознание того, что мы были там реально. Видели, трогали, осязали! В этом кабинете были шкафы с толстыми книгами — двенадцатитомной «Всемирной истории искусства», и все остальные книги и журналы тоже были по искусству, все про художников. И дома такого не было, и Интернета, конечно, не было… В классе гасился свет, в темноте включался проектор, и на стене отпечатывались изображения с диапозитивов. А там Египет! Каноны! В изображении фигур: «Глаз и плечи — в фас, а голова и ноги в — профиль». Красота! Это запомнилось навсегда! Мы изучали историю по книгам. Это занимало много времени, но оседало навсегда в наших сердцах и умах.
Рядом с кабинетом истории искусств со временем появился кабинет скульптуры. Погружение в материал! У нас была настоящая глина, голубая. Целая ванна! Её надо было размочить, размять руками, почувствовать её упругость, вязкость, податливость. Не свистульки мы лепили, не «сувенирки», а натюрморты. Грушу, яблоко надо было вылепить так, чтобы было похоже. Пальцы должны почувствовать форму этих предметов и потом уже эту форму легко рисовать, штриховать, писать любыми красками, потому что ты это уже ощутил руками, прикасался пальцами. У нас были настоящие станки для скульптуры на металлической ножке, которую можно было подогнать под свой рост. Верхняя подставка крутилась, удобно было видеть со всех сторон, что ты делаешь. Были и проволочные каркасы для лепки фигур. Модель — кто-то из одногруппников — стоит, сидит, а ты на проволоку крупными кусками лепишь глину, потом тоньше, ещё тоньше, и фигура становится узнаваемой, появляется поза сидящего, а то и характер получится выразить.
Превращение куска глины в образ — это и есть Чудо! А лепить портреты?! Это так сложно и так интересно. Наш преподаватель был мастером портрета, его работы мы видели на выставках. Нам нравилось! Он учился в Академии художеств в Ленинграде, и мы очень им гордились.
Владимир Викторович Журавлёв — наш скульптор и преподаватель рисунка. Теперь коллекция его интересной масляной живописи хранится в Государственном музее художественной культуры Новгородской земли.
У нас тоже были выставки. Нам их устраивали в хороших залах — маленьким таким художникам. Помню нашу первую выставку в Лихудовом корпусе в Кремле. В старинном помещении отвели большую залу! Туда надо было взбираться по крутой лестнице в узком простенке. Это добавляло значимости и торжественности! Моя работа там была тоже! Чёрной пастой я нарисовала вид из окна нашей комнаты в коммуналке на Десятинной улице. Кактус в горшке на подоконнике, за окном двор, мини- стадион, детвора бегает. Сбоку — горка. Хоть и осень, на ней полно фигур. Берёза у окна мешает видимости, теснит композицию… Сейчас смешно смотреть на эту картинку. Тогда я страшно гордилась, что моя работа и работы моих подруг-одногруппниц — на выставке. Наша дружба продолжается и сейчас.
Постепенно мы узнавали, что такое композиция. Это был самый «нелюбимый» предмет, так как очень сложно всё уравновесить на листе, соединить все планы, расставить фигуры, не «замельчить» деталями. Помню, было задание: создать эскиз фрески на новгородскую историческую тематику. Я взяла тему «Встреча заморских купцов в Новгороде» и подглядела композицию времён эпохи Возрождения у художника XV века Пьеро делла Франческа и очень удивилась, что Александр Алексеевич догадался о моём плагиате, узнав в ней картину «Встреча царя Соломона с царицей Савской». Ему ли было не знать! Потом я замахнулась на композицию «Казнь Степана Разина». Нашла недавно скрученный рулон с этой школьной работой: и многофигурно, и смело, и он такой Герой, такой могучий! Но не осилила замысла, не довела… Но было главное: пробудилась ни с чем не сравнимая Жажда Творчества, поиска, созидания, сотворения своего произведения. И это на всю жизнь. То состояние дрожи, волнения внутри, когда пошло, уловил, получается, выразил! Счастье!
Мы пробовали себя в разных техниках; вернее, нам их предлагали. Какое было узнавание красок, материалов! Акварель, кстати, нам каждому просто выдавали в начале учебного года, целую коробку фирмы «Ленинград» и две прекрасные акварельные кисти! Одна из таких коробок с красками тех лет хранится «в арсенале» до сих пор. В композициях мы использовали гуашь, пробовали пастель, сангину, соус, уголь. Мы даже делали витражи! Огромные, размер школьных окон, как и положено витражу: быть окном и пропускать свет. Основой композиции был плотный картон, где мы вырезали изображения и использовали цветную прозрачную плёнку вместо стекла, подклеивая её детали в вырезанные пространства. Такой витраж до сих пор оформляет двери на третьем этаже школы. Автор его — нынешний директор школы Олег Анатольевич Васильев. Потом была организована шикарная выставка из наших витражей. Получается, что мы были с детства востребованы и ощущали себя художниками! Многие из нас таковыми и стали.
Нас постоянно водили на открытия художественных выставок в музее, мы слушали речи искусствоведов, художников, смотрели, как и что смотрят другие. С годами это стало жизненной необходимостью. Бывая в разных городах, больших и малых, первейшим делом бежишь в музей, местную картинную галерею, выставочный зал, в театр, филармонию.
К восприятию музыки мы тоже приобщались в школе. На втором этаже нашего здания находилась музыкальная школа. И звуки музыки сопровождали наш рисовальный процесс. Нас приглашали и на концерты слушать настоящих пианистов! Большой рояль стоял на возвышении на маленькой сцене, а мы сидели на последних рядах зала. Ещё не умея вникнуть в серьёзную музыку, часто тихонько смеялись над сильно импульсивными исполнителями… и успевали сделать наброски характерных жестов и движений фигуры. Это стало привычкой навсегда! Делать наброски и зарисовки в пути, на вокзале, в электричке, зале ожидания, на пляже. В любом путешествии всегда с собой — маленький альбомчик и карандаш, гелевая или шариковая ручка. Теперь, спустя годы, оказалось, что целая история жизни в картинках хранится в этих альбомчиках!
Водили нас и в драматический театр в кремле. Храм искусства! Бывали мы и на спектаклях, и на генеральных репетициях, что нравилось больше — можно пошептаться, подвигаться. Здесь тоже делали наброски фигур, зарисовки сцены с её декорациями. Это было задание по композиции. Мы создавали настоящую афишу к спектаклю «Женитьба». Надо было ещё понять, что такое «Афиша» и каковы законы её создания. Ох, и помучились мы! И в то же время помню удовольствие от того, как «громоздились» мои персонажи вокруг крупных букв названия. Вокруг них разворачивалось действие пьесы. Трудным был композиционный поиск, а в цвете, гуашью было очень интересно работать.
И опять была выставка в самом театре, в просторном зале фойе. Наши афиши! Ярко. Красочно. Памятное событие!
К выставкам своих работ мы привыкли, вернее, к их выставлению для просмотров. Этим волнительным действием завершалась каждая учебная четверть. В классе ровными рядами расставлялись мольберты, и на них мы крепили все выполненные задания. Всем на показ — такая ответственность! Идёт комиссия из преподавателей. Мы выходим в коридор ждать результат. Они совещаются в классе, выставляют оценки. Распахивают двери — приглашают заходить. Бегом к своим работам — что там? Пять? Четыре? Объясняют, почему. Смотришь результаты других, анализируешь.
Кажется, к третьему году обучения появился и третий этаж! Вот это было событие! Не сам собой появился, никто его школе не давал, не подарил. Лишь невероятными усилиями и «пробивными» способностями А.А. Варенцова это стало возможно. Перед нами распахнулась огромная аудитория. Это уже был не детский маленький класс, а просторная, огромная мастерская с большим количеством окон и потоком дневного света, с новыми мольбертами, за которыми можно было работать стоя, как взрослые художники. Зал с очень высоким потолком, и мы сразу стали внутренне выше, и взрослее! В этом классе мы выполняли и выпускные дипломные работы. Чистое творчество! Каждый выбирал свою технику, свой материал, формат, размер. Парни уже писали маслом на холсте. Несколько девочек делали батик. Тогда был возможен только «горячий», технологически очень сложный в исполнении. Кто-то увлёкся книжной иллюстрацией, кто-то печатной графикой (в школе был печатный станок). Я сделала серию графических пейзажных листов в любимой технике — перо, тушь. Кого-то завлекла скульптура.
По завершении учебного года в классах особо долгожданным и интересным был летний пленэр. Рисовали на улице. Все уголки в Кремле были «обрисованы» и «обсижены», поскольку мы бродили с раскладными стульчиками.
Александр Алексеевич не ленился и не боялся возить эту «ораву» детей и в Витославлицы в музей деревянного зодчества и в Юрьев монастырь. Преподаватели тоже писали рядом с нами. У них этюдники, холсты, масляные краски! Наносят их густо-густо и кистью, и упругой узкой лопаткой — мастихином. А запах от этих красок и от растворителя! Они пишут ярко, быстро, сочно. У нас восторг! А мы рисуем травки, листики, цветочки — познаём их разнообразие. Такая красота во всём: и деревья все разные, и облака бегут все разные, и вода переменчива, и тени, и свет. Из этих мелочей заложились основы мировосприятия, а у многих — и профессии! В моей жизни сложилось именно так.
Низкий поклон школе! Сколько счастья она подарила детям за полвека существования! Сколько судеб нашли свой жизненный путь, и хороших людей вышло из её стен, людей со светлыми душами, светящимися глазами, готовых радоваться каждому дню и дарить радость другим, людей, умеющих творить и созидать!
В оформлении статьи использованы в том числе рисунки и фотографии из личного архива автора.