ВЕЛИКИЙ НОВГОРОД ВРЕМЁН СМУТЫ НАЧАЛА XVII ВЕКА: МОМЕНТЫ ИЗ ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ ГОРОДА

Смутное время и события в Новгороде в начале XVII века всегда привлекали пристальное внимание как зарубежных, так и отечественных историков. Особенно актуальными эти исследования стали в последние десятилетия. При этом предметом изучения являются не только военно-политические проблемы, но и история повседневности, бытовой жизни, которая может являться своеобразным индикатором характера взаимоотношений людей определённой эпохи.

Люди общаются друг с другом, и эта сторона их жизни определяется всё теми же историческими реалиями, что и экономика, политика и культура. Вот почему обзор повседневной жизни Великого Новгорода времён шведской оккупации крайне важен для решения сложнейших исторических проблем.

В Новгороде во время Смуты действовала совместная шведско-русская администрация, которую возглавляли шведский наместник Якоб Делагарди и глава русской администрации князь Иван Никитич Большой Одоевский, что даёт основание некоторым историкам говорить о сотрудничестве русской и шведской сторон в управлении городом, своеобразном компромиссном решении этого вопроса. В этой связи интересно рассмотреть отношения новгородцев и шведов в повседневной жизни. Воспринимали ли они друг друга как враги, даже больше — воспринимали ли новгородцы шведов как оккупантов? Были ли столкновения между ними, и если да, то на какой почве?

Некоторые историки уже работали в этом направлении. Например, Сергей Павлович Орленко, исследуя в целом взаимоотношения русских и иностранцев, считает, что русское население априори негативно относилось ко всем иноверцам, стараясь оградить себя от «ереси иноземной»¹. Адриан Александрович Селин полагает, что их отношения строились на базе «порядок-беспорядок» без учёта национального фактора и приводит как пример биографии иностранных переводчиков². По мнению Олега Григорьевича Усенко, конфликты между русскими и шведскими «немцами» могли возникать исключительно по вине последних, в остальных же случаях поводов для столкновения, как правило, не возникало³.

Основные источники для изучения проблем повседневной жизни Новгорода Смутного времени — это, прежде всего, документы делопроизводства Новгородской приказной избы, так называемого Новгородского оккупационного архива (далее — НОА), который хранится в Государственном архиве Швеции⁴.

Среди них есть целая серия интереснейших исторических свидетельств, повествующих о бытовых сценах в городе. Один из таких сюжетов развернулся в питейном заведении Великого Новгорода в 1616 году⁵. Документ об этих событиях написан аккуратной скорописью на двух листах. На первом листе размещён текст жалобы пострадавшего в драке плавильщика монетного двора Лучки Офонасьева: «Велеможному и высокороженному князю и государю, государю Густафу Адолфу Карлусовичю свицкому гоцкому вендеискому избранному королю и отчинному князю и великому князю финские земли и арцухуэрстерские и весмерлянские земли бьет челом денежново двора плавилщик Лучка Офонасьев жалоба государь мне на Егорьевского попа С Веряжи реки на Саву». В тексте челобитной Лучка Офонасьев жалуется, что 21 августа 1616 года он посетил после трудового дня кабак на Рогатице, где уже до его прихода сидел поп Савва с тремя приставами. Через какое-то время поп начал подстрекать немецких (т.е. иностранных) приставов начать драку, а точнее — избить Лучку.
Приставы не заставили себя долго ждать, о чём Лучка эмоционально сообщает: «те его приставы немецкие люди меня убили и лицо у меня изсекли». Однако побои, нанесённые Лучке, стали не единственной его проблемой в тот вечер, ведь у него при себе были деньги, которые он обронил во время драки, а потом их кто-то забрал: «да как государь меня те немецкие люди били и секли и згибло у меня делново золота четыре золотники». В конце челобитной Лучка просит шведского короля Густава II Адолфа Карлусовича рассмотреть его челобитную и учинить суд и расправу над жестоким обидчиком — попом Саввой.

На обороте этого листа текст отсутствует, а на втором листе сообщается о том, что по челобитной Лучки завели дело. Было велено по жалобе плавильщика монетного двора обратиться к Истоме Демидову, чтобы тот сообщил, кто из целовальников был в кабаке на Рогатице в тот день. Целовальники, на которых укажет Истома, обязывались дать честные показания по поводу обстоятельств дела: «Да на ком именем на целовалников Истома Демидов письмо даст и ему тем целовалники сыщат по государеву крестному целованю как пришол на рогатитцкой кабак Лучка плавилщик и в те поры туто егоревскои поп с веряжи Сава с своими с деревенскими приставы с неметцкими людьми были и на плаволщика на Лучку тех приставов бити научали и те приставы ево Лучку по наученю попа Савы били ли и лицо у нево секли ли». Не оставили в стороне и вопрос пропажи денег у Лучки: чтобы найти «изрон», необходимо было провести обыск и допросить харчевников, которые были в кабаке в тот день. Велено было письменно зафиксировать всё, что отыщется во время обыска, и этот список прислать земскому дьяку, а подозреваемых в «изроне», т.е. тех, на кого укажут в расспросах, привести к королевским воеводам.

На обороте второго листа сохранилась такая запись: «124 августа в 24 день сыскать кабацкими целовальникими и питихи и харчевники хто в том числе в то время на кабаке прилучилося». Запись ниже: «и хто (зачеркнуто: то) именем тот изрон поднял».

Из документа следует, что в кабаке произошла драка между плавильщиком Лучкой и немецкими приставами. Случилась она из-за того, что поп Савва, которого, вероятнее всего, Лучка знает, натравил шведов на плавильщика. Каковы же мотивы данного поступка? Точного ответа нет, вероятнее всего, он кроется в личных взаимоотношениях попа Саввы и плавильщика. Характерно и то, что саму жалобу Лучка составляет на попа-наводчика, а не на тех людей, которые его били, ведь виновным он считает именно Савву. Таким образом, в документе описан конфликт, который развернулся в питейном заведении между русскими при участии шведов. Очевидно, что в повседневной жизни новгородцы абсолютно спокойно относились к тому, что могли встретить шведа в любом месте города в любое время, поспорить, пообщаться, так же как они общались бы с новгородцами. Более того, из документа следует, что многие русские не только сотрудничали, но и поддерживали отношения со шведами на бытовом уровне. Так, поп Савва сидит в кабаке с тремя шведскими приставами. Казалось бы, зачем священнику находиться в подобной компании? Вряд ли это входило в должностные обязанности Саввы. Вероятнее всего, это абсолютно естественное времяпрепровождение, говорящее об отношениях новгородцев и шведов не только в плане должностных обязательств, но и в обыденной жизни.

О поддержке тесных взаимоотношений со шведами нам говорит ещё один отрывок судебного разбирательства, сохранившийся в архиве: «Лета 7123 декабря в 27 день <…> волостные люди сказали по государеву крестному целованю немецкои пристав Сифорко с Титковои дочерю с девкои з Дункою воровал и с нею жил и по отца ее по Титковои дочери ее науку немчин Сифорко старосту Юря бил и саблею сек и нам волостным людем тот Сифорко по их научению шкоту чинил… да по ево ж Титкову науку немчин Сифорко у крестьянина у Иванка у Константинова отнял серги ево чатка, а отняв те серги дал ево Титковаи дочери носити…»⁶. Здесь описаны отношения, а именно — очевидное сожительство новгородской девушки Дуньки и шведского пристава, который выполнял многие просьбы её отца, вплоть до того, что отнял чужие серьги и подарил их своей подруге. Вновь можно заметить привлечение шведов в конфликты новгородцев и попытки силами шведов наказать нелюбимого соседа, а то и старосту. Как можно заметить, жалуются жители Тесова не на самого пристава, а на Титка, Дунькинова отца и на саму Дуньку. Это подтверждает факт отсутствия споров между шведами и новгородцами без видимых причин. Примечательно и то, что соседи, конечно, не одобряют поведение «непутёвой» Дуньки⁷, которая поменяла одного шведского пристава на другого — Христофорку. А всё это она себе позволяла, будучи при отце (даже можно сказать, что с его одобрения) и незамужней, поскольку в документах она именуется именно «девкой», в то время как замужние женщины назывались «женками».

Ещё один любопытный документ повествует о Денисе Сапожнике и его деяниях⁸. Жители Нутной улицы жаловались на своего нового соседа и обвиняли его в том, что он держит публичный дом на своём дворе: «…никакова дурна по уликам не было ни корчмы ни блядни. И в наши Нутнои улицы купил двор у вдовы Сапожник Дениско и к нам в улицу пришел жит и у ево живут воровские женки и чинитца блядня и приходят к нему во двор к тем женкам немецкие и русские люди и с теми женками нам уличанам угрожают угрозы всякие… и нам государь с тем воровством в улице жить немочно»⁹.

Совершенно определённо, что жители Нутной недовольны таким положением дел и обвиняют держателя двора Дениса Сапожника, куда ходят и шведы, и русские. Часто уличане и гости публичного двора вступают в конфликты на бытовой почве, поскольку поведение последних местным жителям не нравится, и новгородцы выступают против подобного поведения как шведов, так и русских. Ключевым в конфликте является нарушение порядка, а не сам факт посещения шведами «двора» Дениса Сапожника. Вызывает гнев и негодование соседей Дениса и поведение его «сотрудниц», которые в документах именуются «воровскими жонками». Они сами выходили на улицу к возмущённым уличанам, оскорбляли и физической расправой и ложными доносами.

Кроме этого, шведы и русские встречались и видели друг друга в обычной жизни в разных местах, будь то кабак, публичный дом или другое заведение. Конфликтов на почве «швед-нешвед» зафиксировать не удалось. Примечательно и то, что уличане, пытались самостоятельно «уговорить» Дениса покинуть улицу, призвав на помощь старосту, а в результате получили ещё больше угроз. Поэтому они обращаются в суд, чтобы решить конфликт на законном уровне. Таким образом, в очередной раз становится очевидным значение правовых норм и порядка для новгородцев. Ответом на коллективную челобитную уличан была жалоба со стороны жены Дениса Сапожника на старосту, которая обвиняла его в «непристойном поведении», когда мужа не было дома¹⁰. Возможно, это была своеобразная попытка мести, чтобы староста был вынужден «выйти из игры».

Бытовые отношения шведов и новгородцев выстраивались по-разному, однако в документах не выявлены свидетельства какого-либо страха перед оккупантами или неприязни по религиозному или национальному признаку. Шведы активно участвовали в повседневной жизни Новгорода, вступали в контакты с местными жителями, с кем-то тесно общались, с кем-то ссорились, что, однако, не выходило за рамки бытовых конфликтов. Более того, русские в своих потасовках использовали шведов как помощников ради сведения личных счетов. Нельзя утверждать в полной мере, что в общении новгородцев и шведов в период 1611—1617 годов не существовало напряжённости, и приведённые выше частные случаи позволяют судить лишь о конкретных ситуациях, но точно отсутствует в этих примерах что-то необычное, коренным образом отличающее их взаимоотношения от отношений новгородцев между собой.

---

1 Орленко С.П. Правовой статус выходцев из Западной Европы в России XVII века // Вопросы истории. 2000. № 6. С. 137–141; Его же. Выходцы из Западной Европы и русские горожане в XVII веке (по неопубликованным источникам РГАДА) // Славяноведение. 2002. № 2. С. 69–81.
2 Селин А.А. Указ. соч. С. 586–591; Он же. Новгородцы и шведы в 1611—1617 гг.: способы общения и посредники (по материалам Новгородской приказной избы и фонда «Сношения России со Швецией») // Староладожский историко-архитектурный и археологический музей-заповедник: [официальный сайт]. URL: http://www.ladogamuseum.ru/litera/selin/page/1/pub238/ (дата обращения: 22.02.2017).
3 Усенко О.Г. Отношение к «немцам» в России XVII века (на примере движений социального протеста) // Иноземцы в России в XV—XVII веках. Москва, 2006. С. 395–404.
4 Ockupationsarkivet från Novgorod. SE/RA/2403. Документы этого фонда объединены в две серии: книги и столбцы в виде свитков. В большинстве своём документы НОА не опубликованы, особенно это касается документов второй серии. Подробнее см.: Нордландер И. Оккупационный архив Новгорода 1611—1617 гг. // Новгородский исторический сборник. Вып. 6 (16). Санкт-Петербург, 1997. С. 285–289.
5 Дело по челобитной плавильщика монетного двора Лучки Офонасьева о кабацкой драке и об изроне // RA, NOA. Series II: 36. Л. 1–2.
6 Дело о воровстве девки Дуньки, дочери Титка Романова // RA, NOA. Series II: 122. Л. 99.
7 Обыск Никиты Яковлевича Тыркова в селе Тесове по челобитью подьячего Ивана Прокофьева // RA. NOA. Serie II: 122. Л. 60–61.
8 Дело о воровстве Дениса Сапожника // Riksarkivet. NOA. Series II: 177. Л. 1–3.
9 Там же. Л. 2.
10 Челобитная жены Дениса Сапожника // Riksarkivet. NOA. Series II: 177. Л. 4.

Елизавета Попова