ВОСКРЕСНЫЙ ВИЗИТ ИМПЕРАТРИЦЫ

Приезд императрицы Александры Фёдоровны с дочерьми в Новгород. Декабрь 1916 года

Зимой 1916 года в Новгород приезжала последняя российская императрица с дочерьми. Николай II вместе с цесаревичем в это время были в Ставке. Поездка была задумана ещё в 1915 году, но отложена — скорее всего, из-за несоответствия узкоколейных железнодорожных путей габаритам императорского поезда. Модернизировать железную дорогу до Новгорода собирались почти 40 лет, но осуществили задуманное лишь в марте 1916 года. Узкоколейка ограничивала торговые возможности губернии, а во время Первой мировой войны создавала дополнительные неудобства при перемещении раненых и доставке военных грузов. Именно военные потребности ускорили прокладку соответствующих им железнодорожных путей.

Новгород в то время был тихим российским провинциальным городом, напоминавшим о своей особенной благости большим количеством древних церквей. При этом город никогда не забывал своё республиканское прошлое: в декабре 1914-го новгородцы при поддержке местного Общества любителей древности отправили правительству ходатайство о возвращении в названии Новгорода слова Великий. Правда, это подчёркнутое уважение к древней истории не совсем сочеталось с нюансами прокладки в том же году железной дороги из Петрограда в Орёл, проходившей через город как раз рядом со значимыми историческими местами — Рюриковым городищем и Юрьевым монастырём, где и планировалось построить мост. Конечно, уникальный исторический ландшафт города такое соседство нарушило бы. Защитники исторического облика города подняли шум, рассказав о своём беспокойстве даже в столичной прессе [2, с. 4]. Но новгородский губернатор справедливо видел в новой железой дороге значительные экономические выгоды для губернии, поэтому стремился к реализации этого важного государственного проекта. Нашлись и другие сторонники. Завершить прокладку путей помешали события 1917—1920 годов. Посреди Волхова до сих пор стоят те самые каменные «быки» несостоявшегося моста.

Царица и Великие княжны приезжали в Новгород 11 декабря 1916 года, всего на один воскресный день. Впервые за долгий период Александра Фёдоровна заранее официально сообщила о своей поездке — этот нюанс она подчеркнула в своём письме мужу, объяснив и причину: «чтобы увидеть больше народу» [5, с. 170]. Обязательным предполагалось посещение лазаретов, поэтому было бы ошибочно считать их приезд «частным визитом для осмотра соборов» [17]. Царь в ответном письме успокаивал супругу будущими приятными впечатлениями, добавляя, что «новгородский губернатор превосходный человек», и просил передать ему свой поклон [5, с. 174].

Были соблюдены все необходимые формальности: предварительный план визита, составленный новгородским губернатором, накануне отъезда утвердили в императорской службе протокола. Императрица после возвращения подтвердила положительную характеристику губернатора — «он был безупречен, и организовал все разъезды таким образом, что мы всюду поспевали вовремя, и подпускали толпу близко к нам». Новгород она назвала восхитительным старинным городом: «Так много исторического в Новгороде, что чувствуешь себя как бы перенесенной в другую эпоху!» [1, с. 231]. Ольга Николаевна написала так: «Город маленький, и этим симпатичен». И тоже хвалила губернатора: «Иславин молодец, не позволял нигде слишком долго застревать, собирал раненых из маленьких лазаретов в один большой и т.д.» [1, с. 233].

Подробную картину этой воскресной поездки можно составить, используя воспоминания участников событий, переписку императорской четы, заметки в прессе, а также письма Великих княжон своему отцу, Николаю II.

На железнодорожной станции Новгорода гостей встречали губернатор Михаил Владимирович Иславин c супругой Марфой Валериановной, а также другие важные официальные лица. Начальник гарнизона произнёс рапорт, а городской голова и члены Новгородской городской управы подготовили хлеб-соль и приветственное слово [15]. Императрицу с дочерьми сопровождали несколько человек свиты и родственники, князья Романовы — Иоанн Константинович и Андрей Александрович.

Новгород принял августейших гостей очень тепло. «Эскадрон улан и запасной полк стояли шпалерами и кричали «ура», а некоторые старые дяди усиленно кивали и снимали папахи», — так описывает встречу на железнодорожном вокзале Великая княжна Ольга Николаевна. Присутствовали и традиционные для таких встреч «хоры музыки» и гимназисты. Проезд по городу также сопровождался криками «ура» от новгородцев [10, с. 1624]. Вся Соборная площадь и ближайшая к ней улица Людогоща были переполнены народом. Кстати, любопытно, как всего одна буква, пропущенная во фразе, может менять смысл происходящего: в одном из вариантов публикации письма Ольги Николаевны об этом визите написано про «маленькую толкотню моторов», что буквально означает небольшие пробки, но для Новгорода 1916 года такое количество автомобилей было бы удивительным. В другой редакции писем и дневников Великих княжон говорится о «маленькой толкотне у моторов» [1, с. 234], и это уже не про машины, а про множество людей, подошедших близко. Скорее всего, верен второй вариант.

Порядок усилиями полиции сохранялся образцовый, да и сама публика, по мнению авторов репортажей об этом визите, «понимала всю святость встречи». «Стоустная молва собрала по пути Государыни чуть ли не весь Новгород и его окрестности», — так написали в газетах [13]. «Волховский листок» констатировал: «11 декабря запечатлится до гроба жизни в сердцах новгородцев, имевших счастье видеть обожаемую царицу. Многие плакали от умиления» [3].

Александра Фёдоровна и сопровождавшая её фрейлина Анна Вырубова даже почувствовали себя значительно лучше, чем накануне, и смогли самостоятельно пройти вверх по лестнице здания Дворянского собрания. Перед поездкой обе дамы слегли: императрица с сердечными болями, Анна — с болями в ногах (последствия серьёзной травмы в железнодорожной аварии).

Дополнительные подробности из писем Великих княжон приближают тот день, 11 декабря 1916 года, к нашему времени, оживляя историю. Каждая из августейших дочерей в личном письме отцу рассказала о своих впечатлениях, с присущими тому времени эмоциональными оборотами речи — «ужасно хорошо», «страшно мило», и трогательно подписалась условными между ними словами — «твой Вознесенец» (Татьяна), «твой Казанец» (Мария), «твой Каспиец» (Анастасия). Старшая Великая княжна Ольга почему-то письмо про Новгород подписала «твой Пластун», хотя всегда обозначала себя по-другому — «твой Елисаветградец». Письма старших — Ольги и Татьяны — подробные, младших — Марии и Анастасии — короткие. Например, в письме Анастасии от 15 декабря всего несколько строк: «Ты уже знаешь, как мы съездили в Новгород, Ольга тебе много писала об этом. По-моему, было хорошо! Так уютно было спать в поезде, и чувство было немного, как будто мы едем к тебе в Могилёв. Ужасно крепко целую тебя и маленького Алексея. Любящий тебя твой верный и преданный маленький 15-летний Каспиец».

Татьяна написала другими словами, но про то же, что и младшая сестра, — о сильном желании увидеться, снова приехать в Ставку: «Дорогой мой папа душка! Хорошо было, но жаль, что мы не могли на обратном пути свернуть от станции Чудово на Бологое и дальше. Надеюсь страшно, что ты к нам скоро приедешь… Крепко, крепко целую тебя и Алексея» [1]. Августейшие дочери своего отца обожали и очень скучали в разлуке. Дочерям царь отвечал отдельными письмами, сохраняя особую связь с каждой.

Из дневников девочек известно, что накануне поездки в Новгород у них с утра были уроки — немецкий, французский и арифметика, после завтрака к 14 часам они вместе с матерью отправились на освящение лазарета цесаревича Алексея, переехавшего в казармы 3-го Стрелецкого полка из помещений Военной академии, потом посетили ещё два лазарета. После традиционного чаепития в 17 часов сёстры катались с фрейлиной императрицы Софьей Карловной Буксгевден на тройке, потом читали, музицировали, посетили вечернюю службу в храме, далее заехали в лазарет. Оттуда субботним вечером 10 декабря императрица с дочерьми направились в поезд, который тихо выехал из Царского Села по направлению к Новгороду в 3.10. Ночевать в поезде Великие княжны очень любили, ведь по комфортности он был практически дворцом на колёсах [4; 6].

Императрица написала мужу по поводу ночного переезда: «Девочки ликуют, но мне будет печально одной [без тебя]».

Александра Фёдоровна и её дочери за день визита — с 9.30 утра, когда прибыл поезд, и до момента их отъезда, ближе к 18.00 — успели побывать на двухчасовой службе в Софийском соборе и в пяти лазаретах. Также они посетили приют для детей беженцев, организованный местным отделением Татьянинского комитета, земскую больницу, Знаменский собор, Десятинный и Юрьев монастыри. «Досадно, что все это пришлось проделать в такой спешке и нельзя было в достаточной мере отдаться молитве перед каждой святыней и разглядеть все детали», — писала императрица мужу.

В тот день в Новгороде шёл снег, было 3 градуса мороза, туманно и скользко, «налипали из снега каблуки», и Великие княжны часто спотыкались [1, с. 232–233].

«Как великолепен Софийский собор! Только стоя перед ним, нельзя было хорошо его разглядеть», — вспоминала потом Александра Фёдоровна [1, с. 231]. В собор высокие гости вошли через южные врата и остановились на молитву возле правого клироса.

Новгородский архиепископ Арсений (Стадницкий) в приветственной речи, которую царица назвала трогательной, сказал, что вместе с ним императрицу и её дочерей встречают все нетленные новгородские святые, и напомнил, что перед престолом Святой Софии молился св. благоверный князь Александр Невский перед борьбой с тевтонцами, предками нынешних врагов России. Именно здесь князь сказал свои знаменитые слова: «Не в силе Бог, а в правде». И что теперь, «во имя этой Божией правды, два с половиной года сыны великой Русской земли, с мечом в руках и с крестом в сердце, стоят на страже Родины, оберегая целость и благо Святой Руси» [9, с. 1558]. Гостью новгородский архиепископ назвал ангелом утешения для раненых воинов.

Великие княжны во время службы стояли позади матери и трогательно о ней заботились, помогая подниматься с колен после молитв «Достойно есть», «Отче наш», молении о «вечной памяти христолюбивым воинам, на брани живот свой положившим» [10, с. 1614]. Архиерейскую обедню сократили вдвое, хотя обычно она длилась четыре часа [1, с. 231]. Затем все гости обошли Софийский собор по периметру и приложились к святым мощам, специально открытым для такого события. На молитвенную память они получили просфоры и иконы: императрице вручили икону Святой Премудрости Божией (её царица на следующий день отправила сыну в Ставку), Великим княжнам Ольге — икону свт. Никиты, Татьяне — икону св. архиепископа Иоанна, Марии — икону св. князя Владимира Ярославича, и Анастасии — икону св. князя Фёдора Ярославича.

Скорее всего, во время службы в соборе новгородцы присутствовали минимально, в первую очередь из соображений безопасности. Вот и один из очевидцев этих событий Владимир Иванович Хахилев, в ту пору гимназист, в своих воспоминаниях утверждал, что Софийский собор перед началом обедни был почти пустой: «Александра Фёдоровна с дочерьми стояли перед алтарём с правой стороны (как если от Корсунских врат), в тёмной одежде. Архиепископ Арсений уже находился в алтаре, больше никого видно не было» [11, с. 12]. Пробраться туда они смогли с сыном дьякона Десятинного монастыря Василием Наговским: перелезли через забор духовного училища и проскочили внутрь собора через алтарную дверь, но потом испугались и вернулись тем же путём обратно.

После Святой Софии царицу с Великими княжнами повели в Новгородское епархиальное древлехранилище, где хранились старинные иконы. Оно располагалось в соседнем с собором Архиерейском доме. Там же был и епархиальный лазарет, в котором в то время находился на лечении 41 раненый. Городовой врач Николай Григорьевич Чакалев рассказал Александре Фёдоровне о деятельности лазарета, затем у каждого воина она спросила имя и из какого он полка. Вместе с Марией Николаевной императрица всем раненым преподнесла серебряные образки Казанской Божией матери, в том числе и тем, кто не мог встать с постели [10, с. 1617].

Про Древлехранилище Александра Фёдоровна и девочки детально рассказали в своих письмах, ведь Николай II по-особенному относился к старинным иконам. Начиная с 1913 года, он ежегодно выделял из своих личных средств по 30 000 рублей на созданное в Русском музее Древлехранилище памятников русской иконописи и церковной старины [1, с. 460]. Александра Фёдоровна поделилась с мужем подробными впечатлениями о новгородских экспонатах: «В музее сокровища, собранные из старых церквей и монастырей три года назад. Дивные старинные иконы, заброшенные, покрытые пылью. Их стали очищать, и проглянули яркие краски. Очень интересно, мне очень хотелось бы в другой раз подробно рассмотреть всё это, тебе бы это тоже понравилось». Особенно заинтересовали царицу таблетки-святцы из Софийского собора, а также иконы «Молящиеся новгородцы» и «Осада Новгорода суздальцами». Пояснения по экспонатам давал заведующий Древлехранилищем дьякон Анатолий Васильевич Никифоровский. Древлехранилище было доступно для посещения и обычным новгородцам, причём бесплатно. По желанию можно было наблюдать и работу реставрационной мастерской [12, с. 53].

Августейшей семье подарили первый том сборника церковно-археологического общества «Новгородская церковная старина», каталог Древлехранилища, описание Софийского собора и жития святых, почивающих в этом соборе [10, с. 1618]. Затем императрица и Великие княжны внесли свои имена в книгу посетителей. Ольга Николаевна в письме отцу упомянула, что из хранилища «маму по трапам поднимали двое санитаров, которые потом получат в награду часы».

Завтракали гости в 13 часов «дома» — в императорском поезде. Для этих целей в составе поезда всегда был вагон-кухня, в котором готовили еду для августейших пассажиров и сопровождающих. Ольга Николаевна в своём дневнике подробно перечисляет тех, кто с ними завтракал: «Кроме обыкновенных — Аня [Вырубова], Настенька [Гендрикова], гр. Апраксин, Ресин, Ходоровский, Колесников, начальник дороги, Иоанн, Андрюша и губернатор» [1, с. 230].

В письме Александры Фёдоровны об этом сообщается короче, но эмоциональнее: «Солдаты уже разошлись (к счастью). Я позавтракала на диване, Аня в своём купе. У детей были Иоанчик, Андрюша, а также Иславин» [1, с. 232; 5, с. 178].

В 14 часов августейшие гости поехали в небольшую земскую больницу, которой в то время заведовал Сергей Павлович Георгиевский, потом в Десятинный монастырь, куда прибыли, по одним данным, к 14.30, по другим — чуть раньше [12, с. 8; 14; 10, с. 1618]. Епископы Арсений (Cтадницкий) и Алексей (Симанский), а также князья Иоанн Константинович и Андрей Александрович всюду их сопровождали.

В Десятинном монастыре посетителей встретила игуменья Людмила, духовенство и монахини. После короткого молебна и прикладывания к мощам св. Варвары гостьям вручили иконы св. великомученицы Варвары, а также икону «Сошествия святого духа на апостолов» — дар монахинь Свято-Духова монастыря, который высокие гости посещать в тот день не планировали [10, с. 1618]. Ольга Николаевна в письме отцу шутливо дополняла, что «монахини, как всегда, сильно толкались», а «епископ Алексей воображал себя красавцем и делал подобающее выражение [лица]» [1, с. 233]. Императрица тоже заметила приятную наружность новгородского епископа, назвав Алексея (Симанского) «чрезвычайно изящным» [1, с. 231].

Александра Фёдоровна подробно написала мужу о важной для неё встрече с новгородской старицей Марией Михайловной в келье Десятинного монастыря, где она пробыла всего 11 минут [10, с. 1618]:

«Я посидела минутку в комнате игуменьи, а затем попросила, чтоб меня провели к старице Марии Михайловне, и мы прошли к ней пешком по мокрому снегу. Она лежала на кровати в маленькой темной комнатке, а потому мы захватили с собой свечку, чтобы можно было разглядеть друг друга. Ей 107 лет, она носит вериги, сейчас они лежат около нее. Обычно она беспрестанно работает, шьет для каторжан и для солдат, притом без очков. Она седая, у нее милое, тонкое, овальное лицо с прелестными, молодыми, лучистыми глазами, улыбка ее чрезвычайно приятна… Мы слишком торопились и кругом была суета, а то бы я охотно с ней побеседовала подольше… Я благодарю Бога за то, что он дал нам ее увидеть. Это она несколько лет тому назад просила, чтобы сняли копию с большого образа св. девы в Старой Руссе и отослали ее тебе. Но этого делать не хотели, считая, что образ слишком велик. Когда началась война, старица снова стала настаивать. Желание ее было исполнено, и она сказала, что мы все примем участие в крестном ходе. Оно так и вышло, когда этот образ привезли 5-го (?) июля прошлого года к Феодоровскому Собору — помнишь? А ты велел хранить образ при 4 стрелковом полке» [1, с. 232].

Духовный сын старицы вспоминал, что в день визита императрицы Мария Михайловна была больна и лежала, но, когда в келью вошла государыня, старицу посадили в кровати. Государыня подошла и поцеловала её. Передав яблоко для царя, старица Мария взяла императрицу за руку, чтобы та поближе подошла, и на ухо предупредила беречься 1 марта. Императрица спросила: «Что же? Чернь будет бунтовать?» Старица ответила: «Будет большая каша». После императрицы с дочерьми, которым старица тоже что-то говорила, в келью зашли князья Иоанн Константинович и Андрей Александрович, им старица Мария велела верой и правдой служить царю и Отечеству [14].

Старица Мария дала гостьям по образку и просфоре и подарила икону Знамения Божией Матери [1, с. 233], а потом всех благословила — императрицу иконой прп. Сергия Радонежского, а Великих княжон и князей — иконой св. великомученицы Варвары [10, с. 1618]. Духовный сын Марии Михайловны передал гостье небольшую книжечку с жизнеописанием старицы [5, с. 180]. Подаренную старицей икону с пометкой на обороте, от кого она, Александра Фёдоровна летом 1917 года возьмёт с собой в ссылку. После расстрела в Екатеринбурге этот образ будет обнаружен среди царских вещей.

Новгородцы по всему маршруту движения императрицы стояли на улицах, ждали её появления. Гимназист Хахилев лично видел, как она выходила от старицы и вытирала слёзы. И даже причину слёз назвал — «ей сказали, что вы все будете расстреляны, погибнете нехорошей смертью» [11, с. 12]. Объяснялась такая детальная осведомлённость тем, что как будто в момент прихода императрицы в келье Марии Михайловны находился некто Темнов, купец первой гильдии из Санкт-Петербурга, и старица попросила его спрятаться за шкаф. И вот он там стоял и всё слышал, а потом рассказал своей матери, у которой автор воспоминаний В.И. Хахилев квартировал в 1920-е годы.

Конечно, учитывая незаурядность события, многое про этот визит было придумано: якобы и в Антониев монастырь августейшие гости заезжали, а это не так — в плотном расписании времени на это совершенно не осталось. И приезжали будто бы не четыре, а три Великие княжны, без Ольги Николаевны [11, с. 11], но во всех официальных отчётах и газетных заметках упоминаются четыре дочери, с перечислением вручённых каждой гостье подарков. Письма и дневники Великих княжон тоже не дают усомниться в присутствии Ольги — и её личное письмо отцу с воспоминаниями о поездке, и фразы в письмах сестёр: «Ольга тебе уже всё подробно написала».

После монастыря августейшие гости заезжали в приют для детей беженцев, который открыли для мальчиков, но перед посещением императрицы туда привезли и девочек. Этим приютом занималось местное отделение благотворительного комитета Великой княжны Татьяны Николаевны, поэтому он и получил название Татьянинского [10, с. 1623]. Всего в Новгороде в то время действовало три приюта для детей беженцев — два других открыли местное общество «Ясли» и Римско-католическое общество для детей поляков [8, с. 244].

В 15 часов столичные гости прибыли в Юрьев монастырь. «До Юрьевского монастыря вёрст 5 от города, дорога очень тряская, но ничего, доехали…», — писала Великая княжна Ольга. Настоятелем монастыря был отец Никодим (Воскресенский), хороший знакомый императора — они вместе принимали участие в Восточном путешествии 1890—1891 годов на крейсере «Память Азова». Привет «от старого Никодима, который тебя боготворит», передала Мария Фёдоровна мужу в письме. Настоятель тепло принял августейших гостей, встретив у Святых ворот Юрьева монастыря с крестным ходом. К этому же времени прибыли и владыка Арсений со своим викарием Алексием [10, с. 1619]. Выйдя из автомобиля, государыня с дочерьми присоединились к крестному ходу до Георгиевского собора, где после краткого молебна приняли благословения от иеросхимонаха Кирилла и от самого настоятеля монастыря. В Спасском соборе Великие княжны в сопровождении архиепископа Арсения спускались в усыпальницу архимандрита Фотия и графини Орловой-Чесменской, а затем императрица беседовала с настоятелем в его покоях. В какой-то момент визита прозвучали подробности того, как недавно губернатор вывез некоторые драгоценные подарки — «массу бриллиантовых вещей», княгини Орловой-Чесменской из Юрьева монастыря в сокровищницу Софийского собора. Об этом факте упоминается только в письме Ольги Николаевны. Скорее всего, в монастыре могли быть недовольные такими действиями губернатора, несмотря на то, что он выполнял распоряжение Синода от 24 ноября 1916 года. Вскоре в Новгороде состоялось заседание специальной комиссии по поводу усиления охраны Софийского собора, в котором сосредоточились многие ценности. Было принято решение о приглашении в собор дополнительного ночного сторожа… на средства Юрьева монастыря.

Отец Никодим каждой княжне подарил по иконе св. Георгия Победоносца, а также попросил императрицу передать икону этого святого и цесаревичу. В Юрьевом монастыре гости пробыли больше часа, расписались в монастырской Золотой Книге и уехали в Дворянское собрание. Там они пили чай в бывшей биллиардной на втором этаже с дворянами, находившимися на лечении в лазарете офицерами и сёстрами милосердия [10, с. 1619–1620].

Лазарет в Дворянском собрании располагался в большом зале и ещё в двух комнатах. Солдаты и офицеры находились в разных помещениях, нижних чинов на тот момент в лазарете было 60 человек. Во время чаепития архиепископ Арсений и жена губернатора сидели рядом с высокопоставленной гостьей. Марфа Валериановна передала императрице на нужды войны пять тысяч рублей от Дамского комитета [15].

По дороге в Знаменский собор августейшие особы проезжали мимо памятника 1000-летию России, но останавливаться, чтобы подробно его рассмотреть, не стали — уже стемнело. Александра Фёдоровна при виде памятника сразу вспомнила о картине живописца Богдана Виллевальде «Открытие памятника Тысячелетию России в Новгороде 8 сентября 1862 года», которую видела в Большом дворце [1, с. 231; 5, с. 179]. Картина, написанная по заказу Александра II спустя два года после открытия, долгое время находилась в главной парадно-церемониальной анфиладе Екатерининского дворца в Царском Селе. Сейчас она в Музее изобразительных искусств Новгородского музея-заповедника.

В 16.30 Александра Фёдоровна с дочерьми прибыли в Знаменский собор, где приложились к древним святыням Новгорода — чудотворной иконе «Знамение», об истории которой им рассказал настоятель собора протоирей Анатолий Конкордин, и доставленной из Николо-Дворищенского собора чудотворной иконе святителя Николая [10, с. 1620]. Здесь в подарок гостье вновь вручили икону «Знамение», на этот раз в дубовом футляре с пожеланием покровительства и защиты августейшему семейству. Именно этот образ Богоматери особо почитали новгородцы, называя икону «хозяйкой» и «многовековой защитницей» города. Здесь, в Знаменском соборе, императрица купила мужу икону и образок, а позже в письме попросила повесить над своей кроватью [5, с. 181].

Знаменский собор с его расписными сводами и крутыми лестницами Александре Фёдоровне очень понравился, только времени рассмотреть подробнее не хватило. Иеромонах рижского архиерейского дома Пантелеймон передал государыне свою лепту на благотворительные нужды — талоны к двум сторублёвым облигациям внутреннего займа [15].

После собора поехали в необычную часовню неподалёку, где Богородица «явила свой лик в печке». Печерская часовня Владимирской Божией матери находилась в саду на пересечении Знаменской и Нутной улиц. Чудотворный лик обнаружили в печи кельи одной из монахинь Павлова Варецкого монастыря [16, с. 544]. Послушанием монахини было выпекать просфоры, в том числе для находившегося рядом храма апостола Филиппа [16, с. 545]. Лик, проявившийся на задней внутренней стенке печи, прикрыли стеклом и украсили драгоценными камнями, а в келье устроили часовню [5, с. 181]. Произошло это чудо предположительно ещё в конце XVII — начале XVIII века при митрополите Иове († 1716 год) [10, с. 1621].

Монастырь упразднили в 1764 году, а в 1835-м на этом месте новгородский купец Евсевий Фуфрычин построил новую каменную часовню [12, с. 78]. Местный благочинный Новгородских церквей 2-го округа протоирей Михаил Твердынский подробно рассказал столичным гостям об истории часовни и иконы. Здесь перед мироточащим образом Александра Фёдоровна и её дочери молились на коленях [10, с. 1621]. «Такой чудный был в часовне запах», — вспоминала потом Великая княжна Ольга Николаевна в письме к отцу. Государыня точно не запомнила, когда проявился лик Богородицы на задней стенке печи — она написала мужу, что это произошло несколько лет назад.

Перед отъездом столичные гости посетили земский лазарет — простое деревянное здание, украшенное венками и флагами, и ещё один лазарет, недалеко от вокзала, в который заранее свезли около 400 человек раненых. Вечером на новгородской железнодорожной станции снова собрался народ, провожая августейших гостей. Трубачи запасного полка играли «Уланский марш» и «какие-то вальсы», потому что «долго грузили оба мотора» в специальный вагон-гараж императорского поезда^[1].

Проводить царскую семью и сопровождавших их прибыли губернатор, представители местной власти и духовенства. Новгородские купцы перед отъездом вручили Александре Фёдоровне корзину яблок и ещё одну икону «Знамение» [15]. Епископы Арсений и Алексей, провожая, зашли в императорский поезд, «и мы снова обнимались», — записала Ольга Николаевна.

Как уточняет она далее в своём письме, почти сразу после отъезда они пообедали, потом сидели у младших сестёр, а после раннего чая легли спать. В Царское прибыли в 00.20 и ночевали в поезде [1, с. 231].

Александра Фёдоровна в своём письме предложила мужу вернуться в Новгород весной 1917 года: «когда наводнение, тут бывает ещё лучше — можно подъезжать к монастырям на моторных лодках» [1, с. 233]. Решив, что сочетание лазаретов и святых мест в таких поездках будет благотворно, императрица начала обсуждать подобные в Тихвин, Вологду и Вятку. Но так получилось, что Новгород стал последним (!) российским городом, который Александра Фёдоровна посетила как императрица.

Вопреки распространённому мнению о том, что поездка «ввела царицу в заблуждение и дезориентировала в отношении ситуации в России», она придала ей сил и показала, что внушаемая высшими кругами информация о ненависти народа к царской семье всё же преувеличена. Александра Фёдоровна даже выгнала из госпиталя в Царском Селе одного из офицеров, который позволил себе пошутить над новгородским путешествием — мол, народ подкупили, чтобы он принимал царицу так хорошо [1, с. 231]. А после встречи в Десятинном монастыре со старицей Марией Михайловной у царицы были слёзы благодарности за слова «не страшись креста своего» и надежду. В письме мужу она так и написала, что эта встреча произвела на неё бόльшее впечатление, чем разговор с Пашей Саровской в Дивеево, где звучали страшные пророчества беды и рек крови. Имело место и другое мнение. Например, баронесса Буксгевден позже говорила, что во время поездки «членам свиты было видно, что императрицу приветствуют без теплоты и радушия, и они вернулись подавленными и напуганными, поскольку увидели в словах новгородской старицы плохое предзнаменование» [5]. Вот так, совершенно по-разному, могли восприниматься одни и те же события.

Императрице не показалось — Новгород действительно оставался лояльным к монархии городом: дворянские круги с каждым годом всё громче критиковали уже монархию как форму власти, а здесь всего за два года население собрало деньги на памятник Александру II. Памятник скульптора Александра Опекушина поставили в сентябре 1913 года на перекрёстке нынешних Большой Московской и Ильиной улиц [7, с. 74–75]. Николай II тогда прислал телеграмму с благодарностью за выраженные чувства верности, а когда в Петрограде «вовсю шла революция», Новгород сохранял спокойствие. Некоторые волнения начались лишь после приезда «вожаков из Петрограда, но всё происходило бескровно» [2, с. 4].

О поездке в Новгород Александра Фёдоровна сообщала в письме, датированном 12 декабря 1916 года: «Сегодня всё болит, но стоило того. Новгород был крупным успехом! Хотя было очень утомительно, душа вознеслась так высоко и придала нам всем силы — мне с моим больным сердцем и Ане с её больными ногами» [11, с. 15]. Николай Александрович поблагодарил за подробное письмо, заметив, что супруга видела больше, чем он в 1904 году [1, с. 231]. Тот визит длился всего два часа — император приезжал осматривать войска перед отправкой на фронт во время русско-японской войны [5, с. 177]. Он согласился с предложением приехать весной в Новгород, а также упомянул, что с удовольствием прочёл заметку об этой поездке в газете «Русский инвалид» — единственной газете, которую тогда читал [18].

«Мама дома, всё болеет от усталости после поездки», — записала 13 декабря 1916 года в дневнике Ольга Николаевна. Но даже очень уставшая императрица не сидела без дела — всё утро она подписывала многочисленные рождественские открытки.

В декабрьских письмах 1916 года Александра Фёдоровна несколько раз возвращалась к теме поездки в Новгород:

14 декабря: «Я опять не спала эту ночь, оставалась в постели до завтрака, у меня всё болит и лёгкий озноб… Уже распространяли по городу слух (Дума), будто дворянство в Новгороде не приняло меня, а когда они прочитали в газетах, что мы даже чай пили вместе, то были уничтожены».

16 декабря: «Всё ещё лежу, так как сердце очень расширено. Боткин дал мне сильнодействующие капли. Я устала, но дух мой бодр».

17 декабря: «Состояние моего сердца с некоторого времени ухудшилось. Я не давала себе отдыха, хотя имела на это полное право. Мне было необходимо бывать в госпитале, чтобы дать иное направление своим мыслям, приходилось принимать кучу людей — душевная напряженность за эти последние тяжёлые месяцы, конечно, должна была отразиться на слабом сердце. Эта прелестная поездка в Новгород в физическом отношении была очень утомительна, вот старая машина и пришла в негодность. Надеюсь, что мне удастся поправиться хотя бы к предстоящему Рождеству» [5, с. 186].

От себя и дочерей императрица чуть позже послала в Новгород в подарок три лампадки: в Знаменский собор, часовню Владимирской Божией Матери на печке, а старице, кроме этого, ещё икону с изображениями св. царицы Александры и тех святых жён, имена которых носили дочери императрицы, с собственной подписью и подписями их Высочеств на обороте. Всё это, по личной просьбе императрицы, передал князь Н.Д. Жевахов, обер-прокурор Синода.

Старица Мария Михайловна из Десятинного монастыря умерла 29 января 1917 года. Хоронили её в кипарисовом гробу, купленном на средства её почитателей. От императрицы архиепископ Арсений привёз из Петрограда большой крест из живых цветов. В.И. Хахилев, присутствовавший на отпевании, хорошо запомнил этот «крест из незабудок» [5, с. 197]. Похоронили старицу в главном храме Десятинного монастыря, где за несколько лет до этого был устроен придел в честь Старорусской иконы Божией Матери [11, с. 12].

В Новгороде сохранилось много реликвий и памятных мест разной степени сохранности, относящихся непосредственно к этому августейшему визиту. Печерская часовня Владимирской Божией Матери, в которой коленопреклонённо молились последняя российская императрица и четыре Великие княжны, в настоящее время находится в аварийном состоянии. Скромный серебряный подлампадник из Знаменского собора, который подарила императрица, хранится в Грановитой палате Новгородского кремля.

^[1] К началу 1916 года у императорской семьи было девять машин: Mercedes, Delaunay-Belleville, Renault и Peugeot (Bebe Peugeot для царевича Алексея), два Rolls-Royce «Серебряный призрак», остальные автомобили царского гаража — свитские и служебные. Какой из них привозили в Новгород — пока не известно (по материалам http://tass.ru/spec/avto_imperatora).

---

1. Августейшие сёстры милосердия / [авт.-сост. Н.К. Зверева]. Москва: Вече, 2008.
2. Аксёнов С. Годы 1913—1919. Заря новой жизни // Новгород. 2009. 9 июля.
3. Волховский листок. 1916. № 3533.
4. Зимин И.В. Взрослый мир императорских резиденций: вторая четверть XIX — начало XX в.: повседневная жизнь российского императорского двора. Москва: Центрполиграф; Санкт-Петербург: Русская тройка-СПб, 2011.
5. Красный Архив: исторический журнал. 1923. Т. IV.
6. Мосолов А.А. При дворе последнего императора: Записки нач. канцелярии министра двора: [О Николае II]. Санкт-Петербург: Наука, Санкт-Петербург. отд-ние, 1992.
7. Наставник. Учитель цесаревича Алексея Романова: дневники и воспоминания Чарльза Гиббса / пер. с англ. В.М. Лукина. Москва: Патриаршее подворье храма-домового мц. Татианы при МГУ, 2015.
8. Новгородские епархиальные ведомости. 1916. 19 февр.
9. Новгородские епархиальные ведомости. 1916. 18 дек.
10. Новгородские епархиальные ведомости. 1916. 30 дек.
11. ОПИ НГМ КП 39435/3–4. Воспоминания Хахилева В.И. от 17.02.1995.
12. Памятная книжка Новгородской губернии на 1914 год / изд. Новгор. губ. стат. комитета. Новгород: Губ. тип. 1914.
13. Правительственный вестник: ежедневная газета. 1916. 13 дек.
14. Православные подвижницы двадцатого столетия: [70 жизнеописаний, воспоминания современников, поучения, подвиги и чудеса, молитвы] / [авт.-сост. Светлана Девятова]. Москва: Артос-Медиа, 2008.
15. Русский инвалид: газета военная, политическая и литературная. 1916. 14 дек.
16. Секретарь Л.А. Монастыри Великого Новгорода и окрестностей. Москва: Северный паломник, 2011.
17. Сергеева О.А. Жизнь как житие (вспоминая посещение Великого Новгорода и Свято-Юрьева монастыря её императорским величеством Александрой Фёдоровной) // Учёные записки Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого. 2020. № 3 (28).
18. Хохлов И.В. Единственный визит последнего самодержца // Новгородские новости «Портал 53». 2019. 19 мая. URL: https://dzen.ru/a/XPDxvt0pegCwdF8P (дата обращения: 01.11.2023).

Ольга Осетрова