ЖИВОПИСНАЯ ЭКСПРЕССИЯ ВЛАДИМИРА РЯБОВА

Владимир Степанович Рябов в новгородском изобразительном искусстве 1950—1990-х годов — личность легендарная. Пожалуй, с ним, более чем с кем-либо, напрямую соотносятся такие банальные, хотя и буквально точные фразы, как «яркая творческая индивидуальность», «своеобразная, щедро одарённая натура». В советской реальности он умел сохранять не только свою интонацию, но и свой голос, звучащий в полную силу.

Владимир Степанович был открытым и сильным человеком, свободным и незаурядным. Так сложилось, что мы воедино соединяем образ художника с его картинами. Личность и характер Владимира Степановича Рябова его произведения передают абсолютно точно. В сильных объёмных формах проступает мужественность, в мощном красочном звучании и динамике мазков — энергичность, в повторяющихся узнаваемых мотивах и силуэтах — любовь, восторг и смена глубоко личных переживаний. За много лет Рябов сформировал своё понимание живописной среды как откровенного индивидуального пространства. В каждом новом произведении он мастерски наполнял эту среду интенсивностью и даже неистовством художественного языка. Его картины дышат ХХ столетием, непростой судьбой художника.

В детстве Рябов пережил войну, во многом определившую характер и воспитавшую его. Искусство вошло в его жизнь как счастливая награда за мужество и лишения, которые пришлось испытать. Он пришёл в живопись не простым путём, минуя обычные вехи профессионального обучения. Природная одарённость и сила личностного склада позволили выделиться из общего контекста. Первый опыт практической творческой деятельности в качестве художника-исполнителя В.С. Рябов получил на заводе «Красный фарфорист» в городе Чудово Новгородской области. Обретение «азбуки» изобразительных приёмов происходило на известной Академической даче им. И.Е. Репина неподалёку от Вышнего Волочка на берегу озера Мстино, куда съезжались на пленэр маститые и начинающие художники. Его творчество построено на природной первооснове, стремлении писать свободно, независимо, без оглядки.

Ранние живописные этюды Рябова открывают те основополагающие натурные искры и импульсы, которые дали начало большим экспрессивным произведениям последующего времени. В этюдах середины 1950 — начала 1960-х годов всё предельно лаконично — композиции ясные и обобщенные, взгляд художника охватывает большие пространства и стремится за горизонт, колористическое решение нередко вторит землистой монохромной гамме с неярким освещением северо-западного дня. Но вместе с тем в отдельных пленэрных работах уже видны первые предвестия фантастического жара красок будущих картин. В середине 1960-х в творчестве Рябова произошла разительная трансформация живописного видения и претворения. Изменение было стремительным, изобразительный язык материализовался сразу, как будто на свободу выплеснулся весь огромный потенциал, находившийся внутри художника в годы становления.

Живописная экспрессия — вот основа, которая есть во всех произведениях Рябова. Плотные, сгущенные едва ли не до взрывной силы мазки являются одним из определяющих качеств его живописи. Глядя на работы, буквально ощущаешь, как кисть несёт тяжесть краски, щедро отдаёт её холсту, оставляя след душевного волнения художника, и тут же снова устремляется к палитре. Возникающее на полотне смешение крупных пастозных мазков превращается в «гул холста» — дышащую вибрирующую живописную фактуру. Рябов обладал даром подлинной колористической ворожбы, способностью говорить со зрителем не столько изображением предмета, сколько диалогом интенсивных цветовых пятен. Он использовал контрасты открытых ярких цветов, смело вводил глубокий чёрный цвет, придающий соседним краскам ещё большую насыщенность и силу. На его полотнах цвета свободно перетекают и сливаются друг с другом, а красочная поверхность каждый раз создаёт свою особую ритмическую структуру.

Стихия красочного слоя, где ни одна краска не «называет» и не «описывает», а соотносится с бытием, порождая некую цепочку смыслов, всегда прочувствована и верна. Иной раз кажется, что этот смысл рождается уже в процессе создания произведения. Но в творчестве Рябова стихийное живописное начало соединялось с ясной конструктивной логикой. Об этом свидетельствуют многочисленные карандашные зарисовки к картине «За окном весна. Александр Сергеевич Пушкин» (1987). Сохранившиеся наброски показывают, насколько художник хочет быть точен в выражении собственного замысла, как прорабатывает возможности композиционного пространства, ищет соединение позы, силуэта, ракурса фигуры с жестом, мимикой, каждый раз выявляя новые возможности изобразительной формы и живого образа, осознаёт и формулирует их. И на картине бурная живопись, динамичная и мощная, сделанная как будто интуитивно, в порыве неистового волнения, оказывается вполне законченной, завершённой по силе и полноте высказывания.

В творческом восприятии Рябова доминировало одухотворенное восприятие человека и окружающего мира. Художник постоянно обращался к портретному жанру, показывая людей крупным планом. Лучшим портретам свойственна композиционная простота с классическим «предстоянием» фигуры в пространстве. Точно найденная степень художественного обобщения, отодвигая мелкую конкретику, позволила сохранять индивидуальность персонажей. Парадоксально, как из ирреального и, на первый взгляд, хаотичного смешения красок, напластования объёмных фактурных слоёв возникает тончайшая мимика и душевное состояние персонажей. Поражает умение художника несколькими точно положенными акцентными мазками передать нюансы настроения и характера.

Психологически ёмкой формой, глубоким драматическим переживанием и благородным достоинством отмечены автопортреты В.С. Рябова. Автопортрет — эквивалент эмоциональной жизни художника, личностный и профессиональный взгляд на самого себя. Одно из самых проникновенных психологических произведений В.С. Рябова «Автопортрет» (1987). Внутри образа заключено подлинное настроение чувствующей души, состояние человека, лишённого душевного спокойствия и глубоко переживаемое время. В автопортрете, написанном спустя два года, облик художника торжественно покоен, полон ясной суровой силы и даже без соответствующей атрибутики по эмоциональному воздействию производит впечатление парадного репрезентативного произведения. Замечательны образные решения в сюжетных автопортретах «Больной художник» (1980) и «Художник на пленэре» (1980-е годы). В первой композиции мощно вылепленный объём фигуры в предельно сжатом пространстве создаёт напряжённый драматичный накал. Чтобы создать такой сильный незабываемый образный характер, надо чувствовать и мыслить так, как мыслил, видел или даже интуитивно предвидел Рябов.

«Художник на пленэре» — абсолютно иная сущностная ипостась автора, ощущающего себя в природном окружении свободно и счастливо, словно в райском саду. В картине он сам творит свой Эдем, трансформируя живые органичные природные формы в фантастические дивные растения, делает их полупрозрачными и насыщает светом. Сплетает вокруг себя причудливые стебли, листья и цветы, порождая живописный мир, полный гармонии и красоты.

Живопись Рябова способна вместить любые тела, предметы и дать им разнообразную жизнь, которая возникает то из вселенского цветового месива, то из вибрирующих трепетных мазков. Один из прекрасных симбиозов реалий и фантазий художника — картина «Влюблённая» (1980-е годы). Восхищённо вглядываясь в натуру, он создаёт живописную ткань обнажённой плоти из сияющих красок, во взаимодействии которых рождается бесконечное множество цветовых комбинаций. Колористическое великолепие многослойного «одеяния» натуры и безграничное художественное воображение преображают живые формы, которые возникают в новом ярком обличье.

Природа на полотнах Рябова предстаёт в постоянной изменчивости состояний, разнообразии образов и буйстве красок. В пейзажах поражает жар заката, пламя осенней листвы, холодный вечерний сумрак. Затерявшаяся среди сплетений ветвей новгородская архитектура также выглядит частью природы, древние храмы словно «укоренены» в земле и неразрывно связаны с её ритмами. В пейзажах 1970—80-х годов нет дождей, размытых дорог, унылых облетевших деревьев. Будто художник живёт не на северо-западе с тусклыми серыми днями, а под южным сияющим солнцем. Вся царственная пышность природы, а это в полной мере относится и к зимним пейзажам с сияющими под солнцем снегами, найдена в сочетании красок.

Подлинный размах ощутим в натюрмортах художника, в их широкой, подчеркнуто вещественной, даже бравурной живописи. Предметы изображены темпераментно и ярко, на грани фигуративности, являя собой своеобразный одухотворенный фрагмент бытия. Таков натюрморт «День рождения» (1978), где формы предметов, едва успев возникнуть и воплотиться из щедрого потока густых красочных мазков, тут же становятся не материальными, акцентируя весомость форм и образную символику изображённой в центре вазы как своеобразной чаши жизни.

Каким нам запомнился сам Владимир Степанович Рябов? Высоким, с внимательным испытующим взглядом и громким голосом, густыми волосами и бородой, когда-то, ещё в начале 1970-х годов, в сопровождении великолепного немецкого дога Дивы. Всё, что он делал, делал с большим темпераментом. Эмоциональная насыщенность его монологов на самые разные темы поражала и захватывала окружающих. Довольно редко он говорил о военном детстве и родителях, чаще — о работе на Академической даче, красоте природы, повадках животных и всегда об искусстве.

Незабываемо чтение им стихов Бориса Пастернака, Марины Цветаевой, Николая Рубцова, окрашенное рокочущими голосовыми модуляциями и обилием неожиданных интонаций. Последнее десятилетие жизни художника не осталось за пределами активного творческого процесса даже из-за тяжелой прогрессирующей болезни. Краткое лечение в ноябре 1991 года в Норвегии, возможно, продлило жизнь Владимира Степановича, но не восстановило здоровье полностью. Он уже не смог выходить из дома. Человек физически разрушался, но мастер продолжал жить. Творческая сила пережила в нём всё. Его одинокую жизнь в это время питали любовь к природе и новое познание её, музыка, литература и общение. Он словно не чувствовал никакой усталости и продолжал работать, постоянно требуя всё новые и новые чистые холсты. Но иной раз в эти прощальные приливы вдохновения тяжёлое внутреннее состояние мрачными красками накрывало начатые сияющие работы. В его картинах 1990-х годов, как и в реальной жизни, ограниченной стенами крошечной «хрущёвки», пространство сжато, спрессовано, он всё больше утрировал формы, которые, скорее, угадывались, чем узнавались. Но неизменно всё было сделано красиво и звучно.

Владимир Степанович Рябов — один из тех художников, о которых жалко заканчивать говорить, его искусство затягивает властно и серьёзно. Рябов — неординарный собеседник, его мысли далеки от обывательских, они меняют сознательные, чувственные, интуитивные и пространственные ориентиры.

Приближаясь вплотную к живописи Рябова, вглядываясь в её поверхность, где мазки хранят энергию его руки, соединяешь ушедшее и настоящее, так на выставке возникает пространство присутствия самого художника.

67 лет — недолгая жизнь. Но художник подарил нам великое чудо. Глядя на его картины, вновь видишь живого умного и ироничного Владимира Степановича Рябова.

Ирина Васильева